Фандом

Она медленно кивает мне, и мы без слов понимаем друг друга. Элис поворачивается к толпе:

– Меня зовут Элис. У девушки-дефа, которую вы хотите повесить, тоже есть имя. Её зовут Виола. И она самая добрая и храбрая на свете. Гем она или деф – не важно, прежде всего она человек.

Элис почти слово в слово цитирует книгу, впервые придерживаясь канона. Её голос взмывает над стенами Колизея, летит к самому небу.

– Она не преступница и не соблазнительница. Она – моя лучшая подруга, и я люблю её всем сердцем. – Взглянув на меня синими глазами, Элис повторяет: – Я люблю тебя, Виола!

Президент на экране у меня за спиной раздражённо фыркает. Он проиграл. Элис мечтала жить как гем, остаться в этом мире, но теперь она жертвует всем ради меня. И вдруг я понимаю, что хотела сказать мне Бабба. Именно это для Элис – самопожертвование и любовь. Она не напишет продолжения книги о прекрасном мире гемов. И я отвечаю ей самой широкой и счастливой улыбкой, на какую способна.

Я думала, что произнести последнюю реплику будет очень сложно, зная, что за этими словами последует боль, но всё получается просто и легко.

И без дальнейших церемоний я отвечаю, наполнив Колизей пусть не пушинками чертополоховой гранаты, а моим звонким голосом:

– Я люблю тебя!

И люк у меня под ногами наконец открывается.

Глава 51

Я боялась, что боль поглотит меня целиком, как в огне, но всё оказалось иначе. Петля крепко охватывает шею, нещадно царапая и обжигая. Тело падает куда-то вниз, лёгким не хватает воздуха, а ноги дёргаются в поисках твёрдой опоры. До меня доносятся крики толпы, сначала радостные, потом разъярённые, крики накатывают, как океанские волны. Свет мерцает, надо мной будто взрываются звёзды.

Мне вдруг становится всё безразлично, я словно покидаю своё тело, как в тот час, когда у меня на руках умирал Нейт. Боль остаётся где-то позади, я ничего не вижу и не чувствую. Я парю высоко, наблюдая за происходящим внизу, как за сценой из фильма.

Я слышу голос Элис. Она кричит:

– Мы не позволим правительству убивать безвинных дефов!

А потом вступает другой голос, очень знакомый. Мамин голос.

– Давай, Виола. Вот так. Хорошо.

– Ещё немножко, мам, – пытаюсь сказать я в ответ. Поднявшись ещё выше, под самые облака, я вижу Элис и Кейти. Они смотрят в небо, словно видят мой призрак, летящий к солнцу. Запах дохлых птиц сменяется запахом мыла и лекарств.

– Вот так, милая. Молодец! Просыпайся.

Толпа внизу беснуется, в воздух взлетают сжатые кулаки. Эш с мокрым от слёз лицом несёт моё тело по арене.

– Кто здесь животные? – кричит Элис. – Кто животные?

И я вижу, как дефы перелезают через стены Колизея. Впервые за столетия они заодно с гемами. Их объединила моя смерть.

– Давай, Виола! Открывай глаза.

Пахнет мылом, лекарствами и свежим глаженым постельным бельём. Где-то попискивает больничный аппарат, что-то щёлкает.

– Ещё немножко, мам. Канон ещё не завершён.

Пи!.. Пи!.. Пи!.. Толпа раскачивает эшафот. Перекладина виселицы падает, во все стороны летят доски. Эшафот заваливается набок, как уходящий под воду корабль. Все замирают – и гемы, и дефы. На земле высится куча сломанных досок, в небо взмывает облако пыли. Пылинки танцуют в воздухе, поднимаясь всё выше, к самому солнцу.

Круг замкнулся.

Пи!.. Пи!.. Пи!..

Наконец я открываю глаза.

Глава 52

– Какой жуткий холод! – жалуется Элис, потуже запахнувшись в куртку на меху.

Действительно, очень холодно. Мороз проникает в тело сквозь подошвы сапог, постепенно подбираясь к самым зубам. Надвинув на лоб тёплую шапку, я съёживаюсь, будто это поможет согреться.

– Хватит ныть, южный цветочек, – говорит Кейти. – Через пять минут будем на месте.

– Через пять минут у меня всё отмёрзнет! – хмурится Элис.

Каменная громада больницы растёт с каждым шагом, превращаясь из детского кубика в блестящую на морозе кирпичную башню со множеством окон. Мне всегда хочется отыскать наше окно – окно палаты, в которой полгода назад я проснулась, где хватала ртом воздух, вцепившись в шею и дрыгая ногами, пока вокруг меня хлопотали врачи. Интересно, пытаются ли подруги найти то самое окно, высматривая, к примеру, знакомую вазу?

Элис и Кейти вышли из комы почти одновременно со мной. Журналисты окрестили нас «четвёркой с „Комик-Кона“», когда мы потеряли сознание в выставочном павильоне во время почти незаметного землетрясения. О нас писали все газеты. Загадка медицины! Ни одной раны! А когда спустя неделю мы втроём одновременно пришли в себя, то стали местными знаменитостями. Правда, вскоре одна из сестёр Кардашьян сделала себе новую пластическую операцию, и все заговорили только о ней.

Мы переходим дорогу. Новый порыв ветра взмётывает снег с тротуара и машин и швыряет нам в лицо. Есть в этом что-то знакомое. Снежинки кружатся над нами, как пух, как семена чертополоха, а мы будто заключены в маленький стеклянный шарик. Или это перья птиц, белые и коричневые, взлетают и медленно опускаются на землю под чей-то звонкий смех.