– Я могу… – нерешительно ответил Роберт, роясь на груди в своей сумке, – хотя я обещал Паркеру… Я ее никому не показывал, но я знаю, что вы никому не выдадите меня. Вы все очень добры ко мне, а показывать ее нельзя только тому, кого опасаешься, – например, незнакомым… Ну, вот смотрите. Настоящий шифр, ничего нельзя понять!
– Попробуем понять, – сказал Вермонт, надевая очки. – Давай-ка твою записку.
Ретиан с Аретой подошли к старому искателю приключений и склонились над документом, стараясь прочесть длиннейшее слитное слово, выведенное на смятом листке чернильным карандашом.
«Икарудыва… ацинмуре… – читала вслух Арета, морща брови от усилия выговорить по частям странные письмена, – …крапитреч…ывородзеть… дубясьтилем…».
На девушку напал смех, а Роберт с неодобрением видел, что Ретиан тоже улыбается. Лицо Вермонта светилось загадочным выражением, немного лукавым.
– «Хопоугеб». Так, – докончил Вермонт. – Что же, по словам Паркера, тут написано?
– Тут написано, он сказал, – ответил мальчик, тревожно вглядываясь в лица взрослых, – что получено от Найта, Ламбаса, Гарриса и Нерви столько-то деньгами и вещами в кассу общества «Защиты капитана Баттарана». А что? Вы не верите? Разве вы не верите?
– Тебе мы верим, что ты великодушный мальчик, но дурачок, – сказала Арета, обнимая Роберта и утирая слезы смеха, выступившие на ее ясных глазах. – Твой Паркер мошенник.
Вдруг Вермонт, который всячески вертел таинственную записку, стукнул по столу кулаком и вскричал:
– Сто тысяч каскавелл в рот этому Паркеру! Знаешь ли ты, что написал этот пройдоха?
– Что? Что? – воскликнули молодые люди.
– Слушайте. Я прочитал наоборот, с конца к началу. Выходит очень понятно: «Бегу опохмелиться будьте здоровы черти Паркер умница, а вы дураки».
– Вы шутите… – закричал Роберт, бросаясь к Вермонту. – Покажите, не может быть!!
Он побледнел, и его глаза наполнились слезами, когда Вермонт медленно, слово за словом, прочел всю фразу, в то время как мальчик водил пальцем по бумаге, растерянно шепча уничтожающие слова.
– Достаточно ли ясно тебе? – спросил Ретиан, которому стало жалко мальчика.
– Ах! Ах! Ах!! – вскричал Роберт, падая к ногам Ареты и охватывая руками голову. Он плакал навзрыд, – не о том, что его скопленные деньги пропиты, а о том, что нет капитана Баттарана, которого он стремился освободить от цепей и тюрьмы.
– Не плачь, Роберт! – сказала, поднимая его, Арета. – Ведь ты не сделал ничего худого. Ты хотел помочь капитану. Ты не виноват, что тебя обманули. Когда ты вырастешь, то тебе придется сталкиваться с такими случаями, когда низкие, корыстные люди извлекают личную выгоду из чужой доверчивости, из желания других принести людям пользу, сделать что-нибудь хорошее. Перестань, а то мы подумаем, что Эмма Ламбас может на-реветь меньше, чем ты.
– Это верно, – сказал Роберт, поднимаясь и утирая глаза. – Но… кто мог подумать? И вы бы поверили, так хорошо говорил Паркер, что хоть сейчас идти за ним в бой. А мне, знаете, выпал жребий, – мы бросали жребий, кому ехать в Монтевидео. Нам Паркер дал адрес. Я пробрался в угольный ящик парохода «Уругвай», только был шторм, который не дал зайти в Монтевидео, поэтому «Уругвай» пошел на Рио-Гранде.
– Паркер вас звал в Монтевидео? – спросил Ретиан.
– О, да! «Приезжайте, когда хотите; мы, – говорит, – освободим Баттарана и разыщем клад. Десять миллионов спрятал он на горах».
– А какой адрес?
– Адрес?.. Я выучил его наизусть: Военная улица, дом Хуана Панарра. Спросить надо Артура Малинбрука, – это, значит, Паркера.
– Нет Военной улицы в Монтевидео, – сказал Вермонт. – Я знаю хорошо этот город.
– Так как же ты ехал? – осведомилась Арета, утирая своим платком глаза расстроенного «освободителя».
– Очень качало, и пыльно там, трудно дышать очень, но это бы ничего, только, когда мой хлеб кончился, я захотел есть и пить Когда «Уругвай» отвалил из Сан-Антонио, я закричал кочегару в люк, чтобы меня оттуда взяли… Попало мне. Так меня ругали! И все спрашивали, зачем и куда я еду… Я сказал, что жил у родных в Порт-Саиде, да захотелось в Монтевидео, к отцу…
Тут я испугался Я не мог сразу придумать, что делает мой отец в Монтевидео Хоть они и увидели, что я путаю, но ничего не добились. Однако кормили меня, поместили в каюту к машинисту. Капитан сказал: «В Монтевидео отведем тебя к отцу. Где он живет?» Я стал говорить, да опять сбился, – я не знал, есть ли там такая улица, какую я придумал. Было очень неприятно, когда узнали, что я сочиняю, но, понимаете, я не мог сказать правду. А они стали меня пугать, что отдадут в руки полиции. Наверно, так бы и было (хотя я им сказал выдуманное имя: я сказал, что меня зовут Генри Бельфаст), но начался шторм, ужасной силы поднялся ветер, пароход стало заливать, и «Уругвай» не рискнул идти в Монтевидео, – он отошел дальше от берега в море и пристал к Рио-Гранде.