Фамильяр и ночница

— Ну нет, Рикко, не обращай внимания! — улыбнулась девушка. — Мы доведем дело до конца, тем более что слова этого лавочника мне показались очень подозрительными. Я знаю, какая мягкая и податливая аура у произведений искусства, они впитывают колдовской посыл словно губка, а если посланник обладает сильным даром, то и распыляют его на других людей. Вдруг в этом и заключается тайна города?

— Вероятно, но мы должны спросить кого-то сведущего в колдовстве. Лавочник уже рассказал все что мог: по крайней мере я не почуял, будто он скрывает нечто важное, — сказал Рикхард.

— А что ты скажешь об этом городском голове и его жене? Мне они сразу не понравились — он мужлан с диким нравом, который ни под какими мундирами и звездами не спрячешь. А она и вовсе какая-то неживая, словно заводная кукла в человеческий рост! Хоть и красивая…

— Ну, это был только плакат, созданный художником, а правду о них мы узнаем только при встрече, лицом к лицу. Хотя ход твоих мыслей мне нравится, Дана!

— И кто же пустит на аудиенцию к голове простую сельскую девчонку, расписывающую деревянные поделки? — усмехнулась Дана.

— А для этого нам и нужно городское празднество, только нельзя зевать по сторонам, — другого шанса мы в ближайшее время не получим.

Парк был уже близок и действительно походил на лесную чащу — ни ограды, ни статуй, ни украшений, только огромные раскидистые деревья. Сухая дорожка между ними петляла подобно какому-то сказочному лабиринту. Повеяло холодом и Дана невольно отпрянула, но Рикхард уверенно протянул ей руку.

— Я этот парк знаю как себя самого, — заверил он. — Он не так уж безобиден, но и ты не простая девчонка, а колдунья с сильной волей. Кроме того, я все время буду рядом. Что скажешь, Дана?

— Идем, я готова, — произнесла девушка, и они взялись за руки.

Рикхард набросил свою куртку Дане на плечи — за деревьями оказалось еще холоднее, чем у реки. Туман давно развеялся, но небо оставалось блекло-серым, как в позднюю осень. До них то и дело доносились шорохи: то белка прыгала с ветки на ветку, то еж таился под деревом, то птицы порхали в поисках корма. Всем этим творениям природы не было никакого дела до колдовских тайн и человеческих рукотворных трагедий, их жизнь определялась самыми простыми законами и они не ведали сожалений. Дана вдруг подумала, какую цену приходится платить за мнимое главенство в мироздании, которое развеивается при малейшем несчастии и недуге, и ей стало страшно.

— Что ты пригорюнилась, Дана? — вдруг спросил Рикхард с необычной мягкостью, в которой девушке почудились вкрадчивые чувственные нотки.

— Я думаю о том, зачем мы живем, Рикко, — усмехнулась Дана. — Знаешь, в деревне, когда я еще девочкой была, приходилось видеть, как цыплята клюют корм, утята плавают в речке, петух каждое утро заводит свою песню, птенцы греются под боком у сонной кошки и порой таскают кашу из ее миски. Мать эту кошку любила, подкармливала с нашего стола, а та любила цыплят, не отгоняла, а порой даже вылизывала. Видно, любому живому существу ласка нужна не меньше пропитания…

— Пожалуй, так и есть, — задумчиво отозвался парень. — Но почему ты сейчас вспомнила именно об этом?

— Мне просто интересно, как живут эти существа, без мудрости, науки, труда и какой-то осознанной цели. Даже без семейных уз: птенец, вылупившись из яйца, примет за мать любую скотину, которую увидит первой, и никогда не задастся вопросом, где же настоящая. Они просто живут одним моментом: просыпаются, едят, спят, исследуют среду обитания. И когда засыпают, им в голову не придет, что день прошел зря. Когда я думаю об этом, мне кажется странным, что человек прошел столь трудный путь ради того, чтобы повесить на себя еще больше тягот.

— А тебе бы хотелось жить так же благополучно, как человек, и при этом беззаботно, как цыплята и утята? Не забудь, что жизнь у них коротка и завершается у вас на столе. Выбирать свой путь и его конец — это не обуза, Дана, это привилегия, а прошедших зря дней не бывает.

— Почему же мы порой так глупо распоряжаемся этим даром? — промолвила Дана, смутно почувствовав в словах северянина какую-то странность. Да еще некстати вспомнились зарезанные куры у Мелании, сразу омрачившие приятные думы о птенцах.

— Дана, не будь ты колдуньей, я бы посоветовал тебе меньше думать о мироздании, и больше — о солнце, цветах, вкусной пище, горячем чае. Может быть, немного обо мне, — лукаво улыбнулся Рикхард. — Но у тебя иной путь, и я над этим не властен, равно как и люди. Помни об этом и никому не давай за себя решать.

Глава 7

Дана следовала за Рикхардом, держась за его теплую руку, и невольно улыбалась, хотя совсем недавно ее одолевали мрачные мысли. У этого парня был удивительный дар гасить душевную боль, и теперь она понимала, почему его услуги так высоко ценились в непростых буднях колдунов.

— Надо же, Рикко, как странно, — промолвила она. — Я совсем недавно тебя знаю, но по-моему, никто еще не слышал меня так хорошо, как ты…