Фамильяр и ночница

Тем временем по воде в тазу, стоящем в будуаре, пронеслась легкая рябь, за дверью послышался приглушенный басовитый смешок. Но Бураков уже ничего не слышал, погружаясь в золотистую смолу ее глаз подобно мотыльку.

Непогода задержалась в городе еще на два дня, лил дождь, а порой завывал ураганный ветер. Поэтому Дана коротала их под крышей, а Рикхард, чтобы не терять времени даром, обучал ее северным тайнам ведовства. Он даже показал ей старинные рукописи, которые хранились в его поклаже, и они подолгу сидели над ними в гостиной. Рикхард терпеливо рассказывал о значении каждой руны — о сотворении неба и земли, о подземном мире, куда спускаются души умерших, о тайнах леса, полей, трясины и рек, о духах, которые являются в облике златоглазых оленей и медведей, или в виде облака пара. Дана слушала, сложив руки на коленях, словно девочка, увлеченная жуткими сказками. Однако он настоятельно советовал ей отнестись к этим знаниям с осторожностью.

— Только заручившись поддержкой духов родной земли, человек может стать истинным проводником и колдуном, — серьезно промолвил Рикхард. — Их никогда не обвести вокруг пальца, и они не любят игр и жульничества. Мало изучить магические книги или даже родиться в семье колдунов: нужно открыть им свою душу, отнестись с уважением к тем стихиям, которые они хранят. А духам нижнего мира необходимо доказать, что тебе еще рано идти к ним, что ты готов совершить что-то толковое в земной жизни.

— Разве это возможно? — удивилась Дана. — Почему же они тогда забирают невинных детей, которые еще ничего не успели сделать, а зловредных и пустых стариков надолго оставляют бродить по земле, когда тем и жизнь не в радость?

— Дана, ты снова исходишь из того, что духи должны желать вам добра и действовать в ваших интересах, — улыбнулся Рикхард. — А их воля простирается куда дольше, и на крохотные лужайки, и на вековые леса. Каждый муравейник и каждая медвежья берлога, крохотный цветок клевера и огромный дряхлый дуб, — все имеет свой язык и тайны, и порой может поведать человеку о важном и сокровенном, если он не побоится открыть душу. Есть и силы, которые охраняют дом и семейный очаг, — поддерживают тепло в печи, когда за окном мороз, и навевают прохладу в летний зной, предупреждают по ночам о пожаре, прогоняют злоумышленников, дают добрые напутствия новорожденным и оплакивают ушедших хозяев. Но лишь немногим доводится понять их язык и заслужить доверие. А люди, увы, от рождения уверены, что стоят самого лучшего. С такими установками нельзя обрести настоящую колдовскую силу.

Заодно фамильяр немало поведал Дане о своей родине. До сих пор она знала что-либо о жизни в Маа-Лумен лишь по обрывкам чужих рассказов, слышала, что люди там обитают малыми селениями — одна большая семья ведет хозяйство обособленно, лишь по крайней нужде общаясь с соседями. Промышляют в основном скотоводством, продают мясо, молоко, сбивают масло и творог, ловят рыбу и тюленей. Почвы у них скудные, подзолистые, не избалованные солнцем, потому и растет там лишь картошка да лесные ягоды. Своим богам они тоже приносят в жертву молоко и мед, чтобы те не дали заблудиться в чаще, утонуть в холодном озере, угореть в бане или зачахнуть от тоски и недугов в собственном доме.

И сам северный народ в воображении Даны казался пропитанным запахами дикого леса, торфяных болот, дыма жертвенных костров, парного молока, соленого пота и крови. Она встречала их в Дюнах только мельком, издалека, когда они приезжали на рынок, и порой прислушивалась к их странному напевному языку.

Сейчас же Рикхард рассказал ей немало веселого, поделился народными прибаутками, забавными и поучительными сказками, даже спел пару старинных песен. К удовольствию Даны, даже Люба заинтересовалась их беседами и стала присоединяться. Она вызвалась аккомпанировать Рикхарду на фортепиано и за игрой совсем оживилась. Глаза девушки оставались грустными, но Дана почувствовала тепло ее души и решила, что на ней нет никаких злых чар.

К вечеру второго дня погода наконец разгулялась, тучи рассеялись и небо налилось полупрозрачным закатным румянцем. Рикхард позвал Дану прогуляться, и она сочла, что воздух после дождя стал заметно легче, словно аура города наконец очистилась. Они дошли до центральных улиц, попили кофе с булочками в кондитерской — Дане нравилась стряпня в гостинице, но в городских кафе виделось какое-то особое очарование. Напоследок Рикхард предложил ей заглянуть в самый большой городской парк.

— Здесь он похож на настоящий лес, но человеческий отпечаток уже очень силен, — вздохнул парень. — По крайней мере, такого веселья, как мы с тобой наблюдали в Дюнах, в нем не увидишь, лесная нечисть чувствует себя в нем гостями, а не хранителями. Вот за рекой, в безлюдном лесу, им пока еще живется привольно.

— Мне порой кажется, что весь этот город как потусторонний мир, а станция, на которой мы с тобой сошли, не более чем иллюзия, — заметила Дана и слегка поежилась.

— Вот как? Может, ты уже хочешь вернуться домой?