Фалько

Фалько сделал вид, что не слышит. Да к черту все, подумал он. Неизвестно, сколько мне жить осталось, а она вот она, рядом. Только руку протяни. Награда за все мои страхи и опасности. Премия за то, что пока не сдох. И потому он притянул ее к себе, крепче прижал – так, чтобы она почувствовала безотлагательность его желания. Мгновение Ева упиралась, но потом перестала сопротивляться, сделалась податлива и покорна. Фалько, заглянув ей в глаза, не увидел там ничего, кроме пустоты, но для него сейчас это не имело значения. Сейчас – ровно никакого. И, одной рукой придерживая ее, другой начал задирать ей юбку. Тут она отстранилась.

– Постой. Давай так…

С прежним спокойствием очень медленно опустилась перед ним на колени. Эта медлительность могла взбесить кого угодно. Ева бросила туфли на песок и расстегнула Фалько брюки. Все так же медленно взялась ласкать губами и языком напряженную плоть. Потом, отстранившись, подняла на Фалько равнодушный взгляд и с холодной механичностью завершила дело руками, заставив его исторгнуть семя – и стон.

10. Время на раздумье

Вернувшись в Аликанте, поставили машину в гараж за отелем «Сампер» – консульский парабеллум был спрятан под сиденьем – и по окружавшей отель эспланаде направились к дверям. До начала комендантского часа было еще далеко. Город затемнен, покрытое тучами небо черно, улица погружена во мрак, и казалось, что это не бриз раскачивает ветви пальм у входа в отель, а какие-то призраки размахивают руками. Лишь по грохоту колес да по искрам под проводами можно было понять, что прошел невидимый в темноте трамвай. Мостовая была едва различима, и Фалько взял Еву под руку, чтобы не споткнулась.

– Когда мы должны встретиться с Хинесом и Кари в книжкой лавке? – спросила девушка.

– В десять. А передача «Радио Севильи» кончится еще через полчаса. Времени у нас в избытке.

– Ты что, думаешь…

Но он стиснул ее руку:

– Молчи.

Инстинкт, опережая органы чувств, предупреждал об опасности. Фалько, привыкший чуять ее, как собака чует дичь, понял – что-то не так. Сначала метнулась слева стремительная тень, потом за спиной послышались чересчур поспешные шаги. Внезапно теней стало две, и одна оказалась впереди, на углу, загораживая дорогу. Фалько видел, что она выделялась чернотой на фоне темного порта за эспланадой и пальмами, где близкое море еще источало последние остатки сумеречного света. Трое, подумал он. Самое малое.

Будь он один, действовал бы иначе – рванулся вперед и либо удрал, либо где-нибудь затаился. Но с ним была женщина. И он все еще держал ее под руку. В какую-то долю секунды у него в голове, вытренированной для критических ситуаций, сшиблись два инстинктивных порыва. Самосохранение и защита самки. Будь у него время, он бы проклял второй и решил «будь что будет», но времени не было. Все произошло слишком быстро. И на самом деле голова у него была пуста, чиста и готова к бою, когда он высвободил руку, почувствовав, как напряглись мышцы и заныло под ложечкой. Что еще он мог сделать для Евы?

– Беги! Беги!

Задержать нападавших на миг и потом кинуться следом. Позаботиться о себе. Почти вслепую он яростно пнул ногой ближайшую тень, по сдавленному хрипу поняв, что попал, а потом откачнулся к другой, надвигавшейся слева: провел серию из четырех ударов и лишь после этого сунул руку в карман куртки за «браунингом». Замысел – а на самом деле рефлекс – состоял в том, чтобы выхватить оружие на бегу, выстрелить в преследователей и бежать дальше. Сто раз отрабатывалось на тренировках и несколько раз – в реальных условиях. Однако он не успел достать пистолет. Торопливые шаги зазвучали теперь за спиной, сильные руки обхватили его, развернули и стиснули, не давая пошевелиться. Нападавший был грузен, шумно дышал и пах потом и табаком. Извивавшийся в его лапах Фалько яростным усилием сумел вместе с ним упасть на землю и все же дотянуться до пистолета. Но подскочила еще одна тень, за ней еще одна. Его крепко схватили за руки и за шею, обездвижили, а пистолет выбили.

– Лежи тихо, сука, – прошипел голос.

Фалько расслабил мышцы, словно признавая себя побежденным. Старый трюк, базовый прием. Подействовало – хватка тоже ослабла, и Фалько неожиданным и резким движением сумел высвободить одну руку, сжать кулак и ткнуть туда, где, по его представлениям, должно было находиться лицо ближайшего противника. Он почувствовал удар, услышал неприятный хруст под костяшками и крик боли.

– А-а, он мне зуб выбил, сука! Сука!

От зверского удара по черепу глаза заволокло черной пеленой с мерцающими искорками. В ушах зазвенело. Врезали чем-то весомым, подумал Фалько: резиновой дубинкой или вроде того. Преодолевая боль, ударил наугад, но попал в пустоту, а его самого тотчас скрутили опять, сдавили горло так, что он подумал: «Сейчас задохнусь», – и, как рыба, стал хватать воздух ртом. Теперь он не мог даже шевельнуться. Дубинка – или что это было? – снова обрушилась на голову, и в мозгу словно взорвалась граната.

– Паскуда… фашист… Врежь ему еще… Врежь покрепче.