Фалько

Он увидел двух молодых женщин – блондинку и темноволосую. В эту эпоху траура, равноправия полов и воздетых кулаков обе одеты были в том корректном стиле, который прежде назвали бы буржуазным. Они стояли в фойе у афиш ближайших премьер – «Ночь в опере» и «Атака легкой кавалерии»[18].

– Вот радость-то! – повторила темноволосая.

Обе подошли к нему, и она порывисто протянула ему руку. Манера поведения живая, непринужденная. Не красавица, но и не уродина.

– Не узнаёшь?! Я же Кари! Ну, вспомнил? Каридад Монтеро!

– Да я и не забывал, – сказал Фалько спокойно. – Очень рад тебя видеть.

Крепкое рукопожатие. Слишком крепкое, отметил он. Напряженное. Тактильный контакт, рекомендующий проявлять предельную осторожность.

– А как же это мы тебя не заметили в зале? Ты ведь тоже смотрел кино?

У нее было явное сходство с братом. Барышня из хорошей семьи, обдутая ветрами перемен. Волнистые темно-каштановые волосы подстрижены по моде. Скромное темно-серое пальто, носки, башмаки.

– Счастливый случай! Вот Хинес обрадуется, когда узнает, что ты здесь! – Она обернулась к своей спутнице: – Ты знакома с Рафой Фриасом? Он друг всей нашей семьи.

– Очень приятно, – отозвалась та.

– Ева Ренхель, – представила ее Кари. – Моя лучшая подруга.

Лучшая подруга оказалась ростом почти с Фалько, а в нем было сто семьдесят девять сантиметров. Пшеничные, очень коротко остриженные волосы, карие глаза, статная фигура под английским, туго подпоясанным плащом мужского фасона. Загорелое лицо. Повадки не женские. И вообще во всем облике сквозило что-то неуловимо мальчишеское. Чем-то она напоминала здорового спортивного паренька. На вид лет 25–28. Ее легко было себе представить в лыжном костюме, или в купальнике на площадке трамплина, или в амазонке на скачках с препятствиями.

– Нет, теперь мы тебя так не отпустим, – сказала Кари. – Пойдем кофе пить или что захочешь.

Она непринужденно подхватила его под руку, и троица отправилась в кафе на углу площади Рисуэньо, где заказала по чашке гадостного цикория, причем Кари засыпала Фалько невинными вопросами – с тем, чтобы официант в случае чего мог подтвердить, что молодые люди, давно не видевшись, вели самый обычный разговор. Ничего существенного – общие воспоминания (только что придуманные) и расспросы о родственниках (несуществующих).

– Пойдем погуляем, Рафа? Такой чудный вечер, если, конечно, фашисты нам его не испортят… Они как раз в это время налетают.

– Удачно придумано.

Ева Ренхель взглянула на него с насмешкой:

– Что удачно придумано? Бомбить по вечерам?

– Погулять, – улыбнулся Фалько.

Ему никак не удавалось определить едва уловимый акцент, с которым она говорила. Он заметил, что мочки у нее – не как у большинства женщин – не проколоты. Ногти очень короткие – обкусаны или обломаны – и не покрыты лаком, а пальцы правой руки желтые от никотина. Да уж, не выхоленные дамские ручки.

– Предложение погулять кажется мне необыкновенно удачным.

Он расплатился, и они двинулись к выходу. Фалько – посередине, держа девушек под руки. Шли не торопясь. Попавшиеся навстречу четверо ополченцев с пистолетами на боку проводили их плотоядно-завистливыми взглядами. Один восторженно присвистнул, и Фалько подмигнул ему. Ополченцы со смехом прошли дальше.

– Утром брат меня предупредил, – сказала Кари. – Все готово, осталось только назвать день. Еще он сказал, что руководить будешь ты.

– Таков приказ.

– Значит, будем выполнять. Еще Хинес сказал, что ты – не наш товарищ. Не член «Фаланги».

– Верно. Не член.

– Сочувствующий?

– Тоже нет…

Теперь Ева поглядела с любопытством:

– Как странно, что именно тебе поручили это задание.

– Освобождение вашего вождя – дело очень важное. Для наших, для ваших и для многих других. Не вы одни мечтаете, чтобы он вышел на свободу.

Они проходили мимо дома, где окна взамен выбитых стекол были заклеены газетами или заткнуты картоном, а стены выщерблены осколками. Посреди улицы зияла воронка от авиабомбы, кое-как заваленная землей, камнями, досками.

– А чем ты занимался до Восстания? – спросила Кари Монтеро. – Работал в какой-нибудь партии? В профсоюзе?

– Да. В ПГС.

– А это что такое?

– Партия Гидравлического Созерцания.

– Я серьезно!

– И я серьезно. Смотрел, как течет вода под мостами.

– Да ну тебя! Ты слышала, Ева?! Какого шутника нам прислали!

В этот час ларьки на рынке уже были закрыты. Дети, женщины, оборванцы копошились на земле, выискивая среди отбросов что-нибудь съедобное.

– Голод начинается, – сказала Кари. – Фабрики захвачены, поля в запустении… Ничего не производится. Хозяев перестреляли, и люди остались без жалованья. Даже за квартиру теперь никто не платит, потому что это капиталистическая эксплуатация… Кто пошустрее, успел вступить в партию или примазаться к какому-нибудь профсоюзу и недурно устроиться, а прочие – крутись как хочешь, выживай как знаешь… Кругом хаос, и он только нарастает.

Рынок остался позади. Небо на западе стало наливаться багрово-малиновым цветом.

– Ты уже знаешь дату операции?

– В ближайшие три-четыре дня. Нас оповестят.

– А есть такое, что ты можешь рассказать сейчас?