Факультет общих преображений

Бывший жених приобнял меня за талию и стал наглаживать поясницу, заговорщицки подмигивая. Было в его взгляде многое: от обожания до жгучего вожделения. Только меня это почему-то совсем не трогало. Впервые поймала себя на мысли, что каждое прикосновение Глеба скорее раздражает, чем приносит удовольствие. Раньше никогда подобного не случалось.

До нужной казармы дошли быстро. Эльфийка всю дорогу читала стихи о разбойнике, похищавшем женские сердца и продававшем их потом за копейки. Рифмы там не было и в помине, зато смысла – хоть отбавляй. У Глебушки даже челюсть свело, так ему «нравилось» сочинение моей подруги. У окна эльфийка обернулась и предложила рассказать еще что-нибудь «из своего», а в следующий миг бывший жених уже запихивал начинающую поэтессу в мою спальню.

Я подошла поближе к окну и неловко улыбнулась парню.

– Ну, вот и все. Как жаль, что наша встреча была столь недолгой! Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец.

И тут Глеб отодвинул рукав рубахи и, прищурившись, взглянул на часы. Ох, зеленые гоблины, про такой вариант я не подумала!

– У нас еще есть время! – счастливо сообщил красавчик и притянул меня к себе. – Четыре минуты всего, зато – наши!

Было время, когда от подобных слов меня обуревал восторг. Отец воспитывал строго, и плевать ему было на то, что многие девушки отдавались парням до свадьбы. Он на маме женился, хотя она невинной уже не была, зато меня и в хвост и в гриву погонял, стоило задержаться с Глебом вот так, у окошка.

«Вот женится на тебе, тогда делайте что хотите, а пока ты в моем доме живешь, чтоб даже не думала о подобном!» – не единожды говорил папа.

Так и находили мы с женихом время: то на сеновале поцелуемся, то на пустырь прогуляемся… Он часто просил большего, только я ведь слово отцу дала, так что отказывала. Свадьбы ждала.

Пока меня терзали подобные мысли, Глеб время не терял.

Внезапно я поняла, что его губы аккуратно прижались к моим, а руки уже под рубаху полезли, словно спрашивая, можно ли продолжать.

Я не отстранилась. Не знаю, что было тому причиной. Вдруг захотелось, чтобы Глеб целовал меня совсем как тогда, под окнами родного дома, пока истекали последние минутки отведенного мне отцом времени. Пока еще Фенька была жива. Пока я была девчонкой, полной светлых надежд.

И я приоткрыла губы, приглашая его, ожидая прежнего накала эмоций и волны удовольствия. Он только того и ждал. Прижав меня к деревянной раме, стал целовать меня, распаляясь все больше с каждой секундой; а я… Я ждала от себя ответных чувств, только все оказалось напрасно. Не тот это был поцелуй, что мог успокоить мою запутавшуюся в хитросплетениях судьбы душу. А может, просто не тот это был мужчина.

Оторвавшись от молодого человека, отступила и тихо произнесла то, чего раньше не понимала:

– Время наше прошло уже, Глеб, не стоит продолжать.

Только бывший жених, получив малую долю от пирога, в этот раз останавливаться не желал. Ему хотелось продолжения, и немедленно.

– Да ну его, гнома этого. Брианочка, кто ему поверит, родная? Слово какого-то недоучки против слова военного много меньше значит! Идем со мной, вовек не пожалеешь! Будет все у нас, как раньше. Помнишь, как гуляли в селе на Митров день? Фенька тогда еще…

– Нет больше Феньки! – Я вскинула горящие гневом глаза и посмотрела прямо в лицо горе-жениху. Волчица внутри меня присела и тряхнула головой, скидывая последний сон. – И нас с тобой нет больше. Уходи, Глеб, не убивай во мне то хорошее, что еще осталось в воспоминаниях. Многое было, это ты верно сказал, только теперь все изменилось.

– Для меня все по-прежнему, милая моя, никого лучше тебя нет и не было. Просто расстояние немного охладило сердца. А вот теперь, вновь встретившись…

Руки его потянулись ко мне, собираясь продолжить начатое.

– Убирайся!

По телу пронеслась дрожь, жаром опаляя конечности. Зрение обострилось, как, впрочем, и слух.

Глеб удивленно округлил глаза, но не уходил.

– Видеть тебя не хочу, – сказала я. – Запомни, если придешь еще раз, письмо твоей жене напишу, чтобы знала, с кем связалась, и отвадила тебя, пока не поздно! Уж лучше ей одной ребенка поднимать, чем с таким «Купидоном» р-рядом!

Глеб сначала качнулся в мою сторону, будто снова собрался убеждать, но потом передумал. Махнул на меня рукой и ушел, не оглядываясь и не обещая вернуться. А я, привалившись к стене, прикрыла лицо холодными ладошками и почувствовала жгучую тоску по светлому, беззаботному прошлому. Жалко стало и себя, и погибшую Феньку, и даже повариху беременную жалко.

В следующий миг из моего окна высунулись две пары рук, скрутили меня и затащили внутрь. Окинув взглядом всю честную компанию, я остановилась на Торне, ожидая очередной порции нравоучений и критики. Только друг удивил меня сильнее, чем когда-либо раньше. Он подошел поближе, обнял меня, крепко прижал к себе и тихо заговорил: