— Вот мы вам покажем, вам и вашему быку, — говорят зеленые и уходят, о чем-то советуясь. Они бы могли простить многое, но чтобы их бык — гордость кулацкого стада — был слабее и побежден каким-то быком колхозников, этого они не простят. Хозяйство выше всего! Они — маленькие хозяева, маленькие кулаки. Их бык требует мести. Они шушукаются, как их отцы, и выбирают дорогу борьбы, уже выбранную их отцами. Они поручают выполнить задание парнишке в зеленой рубашке.
— Тебе легче пробраться в траве незамеченным, кроме того, ты начальник.
— Но я не кулак, — отказывается парнишка.
— Все равно. Ты подкулачник.
— Но я боюсь.
— Ты не бойся.
— Вот я сейчас сбегаю за ножом, — говорит сын Петухова и бежит за острым ножом. Он приносит нож и отдает его парнишке в зеленой рубашке.
— Действуй, — говорит он слово, которое слышал от отца.
— А если нельзя будет подойти к быку, тогда как? — спрашивает тот.
— Тогда какую-нибудь корову. Только в крайнем случае. Помни: нам важен бык.
И вот он крадется, зеленый, в зеленой траве, держа нож так, чтобы не порезаться, но все же решительный, готовый на все.
«Я, как они, — думает он, — как кулаки». Вот стадо колхоза и бык, но он в середине стада, возле него Чашкин и Коньков и остальные, или они догадались, или кто-то предупредил их. К быку не подойти, не подползти, не подкрасться. Одна корова отделяется от стада. Она вот, возле него. Достаточно протянуть руку, достаточно протянуть нож, и он протягивает руку, и он протягивает нож. И делает порученное ему дело. Струя крови залепляет ему лицо и руки, но он в восторге — это кровь. Он не стирает кровь ни с лица, ни с ножа, ни с рук, это лучшее доказательство, которое он принесет своим. Он ползет обратно и смотрит на свои руки, но вместо рук видит нож. Его руки походят на нож, — руки — ножи, ноги — ножи, он сам — нож.
«Я — нож» — думает он.
Он ножичек.
Но вот наступает пора гнать коров домой в колхоз. Криками и бичами ребята собирают стадо. Им помогают собаки. Вот все стадо в сборе. Но одна корова лежит в стороне. Лежит, не встает. Это корова той самой женщины, той беднячки, корова Катерины. Почему же она лежит? Они кричат на нее, но она лежит, не встает, они бьют ее бичом, но она не встает, они трогают ее рукой, но она лежит и не встает.
— Но, постойте, откуда же здесь кровь, ведь это кровь.
Все сбегаются и смотрят на корову, на ее ногу с перерезанным сухожилием, на озеро крови в траве, кто со страхом, кто с болью, точно это его кровь, но большинство с гневом:
— Это их дело. Дело маленьких кулаков.
— Конечно. Кто же другой, кроме них?
— Как же они осмелились? Как же мы прозевали?
— Это они отомстили нам за зеленого быка.
— И кому отомстили, отомстили Катерине, у которой не было ничего, кроме этой коровы, а теперь нет ничего. Но как передать это Катерине, что она подумает и что скажет. Она скажет — не уследили и, кто знает, быть может, подумает на нас.
— Нет, Катерина не подумает на нас, — говорит Чашкин, — она нам поверит.
Они загоняют стадо во двор и печальной толпой невеселых ребятишек идут к Катерине. Они идут очень медленно, часто останавливаются, и тогда некоторые предлагают:
— Быть может, лучше сегодня не ходить.
— Нет, нет, — отвечают остальные, и они идут.
— А хорошо бы, хорошо бы, — мечтают Чашкин и Коньков, — хорошо бы…
Они думают это каждый в отдельности и оба вместе, и вот они сообщают один другому, о чем они думают. И вдруг оба машут рукой и сердито смотрят один на другого.
— Этого не может быть, — говорят они.
Вот они подходят к избе, похожей на избушку, вот они подходят к избушке, к старым воротам, похожим на калитку, нет, не к воротам, а к дыре, вот они заходят на воображаемый двор, потому что двора нет, а вместо двора открытая площадка, очень удобная для игры. Но в избу никто из них не хочет идти первым. И тогда они протискиваются в дверь всей толпой, не похожей на толпу, молчаливой и невеселой. Они видят в избе стол, длинный стол, ничего, кроме стола, и на столе каравай хлеба. И Катерина, увидев их, поняла все: что-то случилось с коровой. Чашкин рассказывает, что именно. Тогда вся толпа ребятишек говорит громким голосом:
— Это кулацкие дети. Мы им покажем.
Но что с Катериной, она улыбается (все были уверены, что она будет плакать), улыбается и подходит к ним. Вот она кладет свою длинную коричневую руку на плечо одному, и всем кажется, что она положила свою руку, эту руку на плечо всем. Каждый чувствует ее на своем плече. Она их спрашивает:
— А вы примете меня к себе в колхоз?
Она говорит это своим голосом, их голосом, точно просит их принять ее к ним в игру.
И они отвечают:
— Примем.
Только Чашкин молчит. Он вспоминает, что старше всех, некоторое время молчит и вдруг отвечает не своим, взрослым голосом:
— Мы-то приняли бы. Но будем принимать не мы. Но и они примут.
— Пусть только попробуют не принять, — говорит один мальчуган строгим голосом.
— Мы примем постановление от себя, от пионеров, чтобы принять.
— Да примут, какие могут быть разговоры. Примут.
— Вот и хорошо, — улыбается Катерина.