Файролл

Следом за этими словами по кабинету словно пронесся вихрь. Именно так Шелестова выразила то самое несогласие, о котором вела речь. Она обежала мою крохотную комнатушку по кругу, попутно прихватив конфету, лежавшую на столе, после уселась на стул и уставилась на меня.

— Судя по всему, сейчас требуется спросить, с чем именно ты не согласна? — предположил я.

— Требуется, — подтвердила Елена, развернула шоколадную конфету "Озеро Рица", которую, печально сопя от осознания добровольного прощания с едой, мне с утра вручила Таша. — Еще как!

— Ну, излагай, — обреченно разрешил я, складывая седьмой по счету бумажный самолетик. — Выслушаю.

— Я не ко времени? — вдруг спросила Шелестова. — Что-то вид у вас, дорогой лидер, какой-то невеселый. Есть проблемы?

— А у кого их нет? — усмехнулся я. — Разве что только у Ксюши. Вот она счастливый человек, поскольку обрела радость в труде и горюшка теперь не знает. Живой пример душевной гармонии.

— Вот тут и поверишь в интуицию как в явление, — непонятно усмехнувшись, понизила голос Елена, причем из него напрочь пропали игривые нотки. — Нет, патрон, она пример кое-чего другого, и как раз на эту тему я хочу с вами пообщаться.

— Сейчас стало непонятно, — признался я, насторожившись.

— Как раз все очень просто и прозрачно. Ладно, не стану ходить вокруг да около, не люблю подобным заниматься. Пока вы где-то там, в высших сферах, болтаетесь, у нас тут начало сменой курса попахивать, не сказать — переворотом. И это дело рук именно вышеуказанного примера.

— Шелестова, с каких это пор ты стала на собратьев по перу подстукивать? — изумился я, на этот раз вполне искренне. — Ты же из правильных вроде всегда была и добросовестно следовала правилу трех журналистских "не" — не настучи на ближнего своего, не уходи, пока бутылка не опустела, не бери последнюю сигарету, ибо западло. И вдруг — на тебе!

— Сидел бы кто другой в вашем кресле — кинула бы в него туфлей, — без тени юмора сообщила мне девушка. — Вам простительно.

— Из соображений личных симпатий или по причине невысокой оценки моих умственных данных? — уточнил я.

Нет, правда было интересно, что она на это скажет.

— Воздержусь от ответа, — отмахнулась Шелестова. — Но вообще-то я не шучу. Относительно смены курса, имеется в виду. Реально начинает это подбешивать. Раньше все было по-честному, как полагается в местах вроде нашей редакции. Живем как одна семья, радости делим поровну, пинки от руководства тоже, ссоримся, миримся и имеем в активе всех, кого полагается.

— Последнее не понял, — сообщил ей я, доставая сигареты. — Уточни, будь добра. Ты сейчас в смысле секса или о чем другом речь ведешь? Вы что, пока меня нет, оргии тут устраиваете? Если да, так могли бы и позвать! Согласен, я уже не юн и даже плавно начал седеть, причем снизу, но это не значит, что меня стоит списывать в архив.

— Ох, какие пошлые у вас мечты, прямо сердце радуется. Не о том речь, компадре, — устроилась поудобнее Шелестова и начала загибать пальцы на правой руке. — Кто есть кто в большой семье? Властная мамаша, сующая нос во все дырки, отец, которого все слушают, но никто не слушается, три сына, градуированные по степени ума, причем в нашем случае один из них неопределенного пола и весь в прыщах, дочка умница-красавица — один экземпляр, дочка просто умница, но без дополнительных опций — тоже один экземпляр и, наконец, брат отца семейства, живущий на чердаке, странноватый, но добрый, который добавляет нотку хаоса в происходящее. Еще должен быть урод, без которого семья не семья, но вы его уже выгнали из дома.

— Кое-кого не досчитался, — заметил я. — А как же…

— Вот так же. — Шелестова закинула ногу на ногу. — Ксюша в этой схеме фигурирует как родственница из Ростова, которая приехала вдруг на пару дней, но осталась надолго. Эта гостья вела себя тихо-тихо, а потом в какой-то момент вдруг выяснилось, что именно она в доме распоряжается всем. Никто и не заметил, как ключи от всех погребов оказались в ее кармане.

— Интересные аналогии. — Я склонил голову к плечу. — А теперь немного конкретики.

— Вы в курсе, что теперь все статьи и заметки, написанные нами, не имеют шанса попасть к вам на стол без высочайшего соизволения госпожи Ксюши? И все, что ей не по душе, отправляется в корзину. Но не это главное. Речь идет о материалах Таши, которые, скажем прямо, очень хороши. Шесть ее заметок в новом номере. Шесть. Но только две записаны на нее, четыре других были незначительно изменены, и под ними стоит фамилия другого автора. И вот это уже перебор.

— А другой автор — это ведь не Ксюша? — предположил я.

— Нет, это не она, — подтвердила Шелестова. — Это Виктория Евгеньевна, с разрешения которой Ксюша забрала себе такую власть, и которая настоятельно рекомендовала нам всем помалкивать на этот счет. И проделывается подобное не в первый раз. Причем с нашей прожорливой малышкой данные действия никто не согласовывает, пользуясь тем, что она немного не от мира сего.