Грохот в ушах ди Тулла, ошеломивший его в момент удара, был грохотом выстрела. Именно поэтому сабля Бэрка не раскроил рыцарю-экзекутору череп — клинок опускала уже рука мертвеца. Этого все равно было достаточно, чтобы разрубить череп, но в последний момент она слегка повернулась, и такой малости оказалось достаточно, чтобы лезвие скользнуло по волосам, оглушив и ободрав кожу, но не убив.
Оставался еще пятый противник — с рукой на перевязи и разбитым в кровь лицом, и Кастор поплелся к нему, шатаясь и морщась от боли. Его мутило и шатало из стороны в сторону, в глазах двоилось, а кровь из отстреленной мочки уха залила все плечо.
Андрий подоспел прежде. Пятый всадник как раз нащупал в дорожной пыли выроненную саблю и уже начал подниматься, когда окованный медью приклад мушкетона ударил его в висок.
Он рухнул замертво.
Все было кончено, схватка заняла едва ли пару минут. На проселочной дороге остались пять тел, девять лошадей, считая заводных, телега с раненной девушкой и двое мужчин — еле живых, с разбитыми головами. Селянин опустил мушкет и морщился, ощупывая макушку. Борода его потемнела и слиплась.
— Спасибо, — хрипло проговорил Кастор. — Славно управился.
— Они бы меня не отпустили, — просто ответил Андрий и, подумав, добавил, — господин.
— Служил никак?
Он говорил, чтобы как-то держать себя в фокусе. Теперь, когда горячка боя отступила, боль навалилась на ди Тулла, точно злой медведь. Голова просто раскалывалась, ухо горело, а плечо, поврежденное при столкновении с конем и последующем падении, кажется, начало распухать.
— Сын служил. Это, — селянин поднял мушкетон, — все, что от него осталось. Сержант с его роты однажды просто пришел и отдал. И ружье, и горсть медяков — все, что выручили на солдатском аукционе за вещи моего мальчика.
— Хороший, сержант, — морщась, пробормотал ди Тулл; в регулярной армии он не служил, но о таких аукционах, когда после сражений распродают вещи павших, чтобы отправить деньги их вдовам и близким, был наслышан. — Чаще деньги собранные таким образом пропивают.
— Он тоже с нашей деревни. Десятью годами раньше в рекруты ушел.
Оба замолчали.
Кастор думал о том, что уже второй раз ему спасает жизнь случайный человек, простой житель села, на проверку оказавшийся не таким простым. В первый раз это был Уилл, не по годам смелый и сметливый мальчишка из местечка Мышиные Норки. Спасая свою семью, он вывел их с Яной из деревни, обложенной бандой наемников во главе с опасным рыжим душегубом, чье имя ди Тулл так и не узнал.
Теперь вот Андрий.
Говорят, ядро дважды в одного солдата не попадает, но такое как объяснишь?
Ее — Кастор посмотрел на телегу — выкрутасы? Бессознательное проявление Божьей Искры, оберегающей свою носительницу? А мушкетон тогда в телеге как оказался?
Ладно, время вопросов еще придет, а сейчас надо заняться собой. Морщась от боли, ди Тулл выпростал у одного из убитых из-под камзола рубаху и отрезав от нее несколько лоскутов, наскоро перебинтовал голову себе, а затем Аркадию. Селянину досталось не сильно, сабля просто сорвала лоскут коши — можно было обойтись без швов. Свою рану ди Тулл оценить не мог, и только надеялся, что знахарка в деревушке Ежигва сумеет в случае чего пустить в ход нитку и конский волос. Выглядели оба теперь, точно дезертиры разгромленной армии — в крови и тряпье.
В глазах у рыцаря по-прежнему мутилось, и Кастор подозревал у себя сотрясение.
— Вот, что, борода, — сказал он, мотая головой, чтобы разогнать дурноту. — Ты мои слова про то, что, мол, и тебя, и семью твою найду, забудь. Не было за ними ничего. Это я так, напугать, чтобы ты прочувствовал всю опасность, какой себя по моей милости подвергаешь. А теперь в этом нужды нет — сам все видел. Ты ведь веришь, что мы, экзекуторы из другого теста? Мы мирных людей защищаем, а не под ножи пускаем. Просто в беде я, Андрий. В большой беде.
Он тяжело оперся о телегу.
Яна лежала все также мертвенно и неподвижно, от беспамятства ее не пробудили ни выстрелы, ни крики, ни лязг стали. Рыцарь даже испугался, что она умерла, но затем увидел, что грудь еще вздымается.
— Я так и понял, господин, — откликнулся мужик.
Он вытащил из-под кучи тряпья подсумок и рог с порохом и, неуклюже орудуя шомполом, зарядил мушкет. На это ушло пара минут. Любой армейский сержант за такое время успел бы дважды сойти с ума от нетерпеливой ярости.
— Все остальное, что я тебе сказал — правда, — продолжал ди Тулл. — Нас ищут страшные люди, и они не перед чем не остановятся. Если заподозрят кого из твоей деревни, или из этой Ежигвы в помощи — придут с огнем и кровью. К князю вашему обращаться бесполезно. Только внимание привлечешь.
— Плохо дело, — вздохнул Андрий. — Но когда мужицкая доля была легкой? Делать-то дальше что?
— Надо замести следы. Трупы оттащим у дороги и закопаем, все оружие — в телегу. Как стихнет шум после нас, выждешь пару месяцев, да толкнешь кому-нибудь в городе — будет тебе компенсация за беспокойство. Лошадей…
— Лошадей, знамо, к барышнику, — деловито кивнул бородатый «стратег».