Фабрика уродов

— Недоброе я подумал, господин, — нехотя признался он. — Решил: ежели ведьма не поможет или помочь откажется, то вы, как рыцарь Башни, ей со зла — того, голову отчекрыжите. А ежели все получится, то все равно ей с вами не разойтись, так что один путь останется. В пекло. Ведь правда говорят, что ваш брат ихнему спуска не дает не при каких обстоятельствах? А как ведьма сгинет, так и Ежигва вздохнет спокойно, и у меня за дочку сердце болеть перестанет. Вот и вся корысть.

Впервые за последние дни губы Кастора тронула улыбка.

— Да ты, смотрю, стратег, борода. Все рассчитал. Одно не учел — что с деревней будет, если ведьма ловчее меня окажется?

— Да когда такое было, чтобы ведьмы супротив псов человечества тянули? — искренне возмутился селянин.

«Мне бы твою веру», — подумал ди Тулл, но вслух этого не сказал. Он повернулся через плечо и посмотрел на Яну.

Ничего не изменилось. Бледное лицо, синие круги под глазами и мелкие капельки испарины. Носительница Гения Вероятности подошла вплотную к двери, за которой начиналась вечность — в Аду или Вырии небесном. Она не выдержит двух дней пути, а это значит, до города доедет только ее убийца. И мужичка этого жалобливого да сметливого придется убрать, как не жаль.

Нельзя его будет оставить.

Как ни крути, как не раскладывай — нельзя. Он не может позволить себе такую роскошь, как свидетель перехода Дикого Таланта.

— Ладно, борода, твоя взяла. Едем в Ежигву. Я найду твою ведьму.

— Вот это дело! — повеселел мужик.

— Только болтай поменьше. Не нужно, чтобы слухи о рыцаре и деве поползли по окрестностям. Ищут нас. И нехорошие люди ищут. Такие, что дело делают быстро и начерно, а свидетелей не оставляют. Смекаешь?

Селянин слегка побледнел.

— Смекаю, господин. Могут за компанию голову оторвать, так?

— Имя у тебя есть, стратег?

— Андрий я.

— Из арборийцев, что ли?

— Дед был.

— Так слушай сюда, Андрий из арборийцев, — сказал Кастор ди Тулл, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, но очень весомо. — Люди, которые нас ищут, мастера своего дела и не склонны верить на слово никому. Они задают вопросы, а когда слышат ответ, который их не устраивает, то повторяют его снова. И снова. И снова. И с каждым повтором у тебя, у твоей красавицы дочки, у ее мужа и у всех, кто живет в Ежигве, будет оставаться все меньше пальцев на руках, зубов во рту и вообще мест на теле, которые остались бы без увечья. Поверь мне, так и будет.

Селянин сглотнул и машинально вцепился себе в бороду.

— Поэтому, когда мы прибудем в деревню, — продолжал ди Тулл, — сделай так, чтобы все не просто знали, но прочувствовали: если слушок о рыцаре с девушкой выйдет за ее пределы — быть беде. Страшной беде, Андрий. У людей, что идут по моим пятам жестокости больше, а жалости меньше, чем у Выродков в Уре. Слыхал про таких?

— Слы… — мужик начал отвечать, осекся, сглотнул и с трудом выдавил. — Слыхал.

— Вот и делай выводы. А то как бы ведьма с ее кознями меньшим злом не оказалась.

Андрий ошеломленно покрутил головой и отошел от него. Взяв за уздцы лошадь, он зашагал быстрее, словно пытаясь убежать от рыцаря, шагавшего следом и его груза на телеге. Только куда теперь убежишь?

Долго шли в молчании, тишину нарушал лишь скрип колес, а шорохи леса. Словоохотливый селянин только через час с небольшим подал голос, сообщив, что до поворота на Ежигву осталось ходу всего ничего. Кастор, в очередной раз обтиравший пот с лица Яны, молча кивнул.

А в следующее мгновение его рассеянность сдуло как рукой. Экзекутор поднял голову и встревожено уставился в воздух, отслеживая взглядом стайку птиц низко, почти касаясь деревьев, летящих прямо над проселочной дорогой.

Служа ордену, Кастор ди Тулл давно отвык от соленого запаха моря, но некоторые заработанные под флагом Каракатицы привычки, раз въевшись в кровь, оказались неизживаемыми. Например, привычка всегда уделять внимание поведению птиц. На море они могли подсказать многое — перемены погоды, близость берега, крушение корабля неподалеку или удачливого китобоя, разделывающего тушу. На суше птиц водилось много больше, и их поведение порой казалось Кастору совершенно бестолковым, однако угадывать встревоженный полет он не разучился.

Кто-то или что-то подняло эту стайку с веток и погнало прочь.

Терзаемый дурными предчувствиями, ди Тулл остановился и приложил ухо к земле. Лишних звуков он не услышал, скорее, ощутил слабые, ритмичные вибрации, но и этого хватило. По дороге за ними шли конные.

Кастор выпрямился, механически отряхивая одежду. На нем все еще был дурацкий наряд наемника-ветерана — синяя куртка и штаны с разрезами, чулки разного цвета, широченные рукава-буфы. После бегства с промежуточной станции, где взбесившийся фон Тальк принялся вершить свое правосудие, он избавился только от старинного приметного берета, да смыл с лица нехитрый грим, прибавлявший возраст. Переодеваться было не во что — слишком резво пришлось уносить ноги.

Это погоня? Или случайные верховые? Сколько человек? Что делать?