Фабий Байл. Живодер

— Ладно. — Она тщательно обдумала свои следующие слова: — Что нам делать с твоими созданиями? С Игори и остальными? Мятежниками? Враг может обратить их против нас.

— Они на это не пойдут.

— Но могут пойти.

— Не пойдут.

— Откуда ты знаешь? — настойчиво спросила она.

— Я посылал Арриана поговорить с ними. Они всегда предпочитали его общество.

— А почему не пошел сам?

Фабий помолчал.

— Она не хочет меня видеть, Я уважаю ее желание.

Савона рассмеялась:

— Я тебе уже говорила, что ты напоминаешь мне отца?

— Разве ты не убила его?

— Убила, но это к делу не относится. Отец дал мне все, о чем я только могла мечтать, кроме свободы. Я для него была не более чем домашним питомцем. Которого баловали, конечно. Но все равно питомцем.

— И в чем тут смысл?

— Когда ты собирался разрешить ей то, для чего ее создал? Или это изначально была ложь?

Фабий выключил музыку.

— Я не лгал ей. Не лгал никому.

— И все равно им пришлось драться за свою судьбу.

— Они были еще не готовы.

— А они были бы когда-нибудь готовы? — Савона поковыряла когтем в зубах. — Я пробыла рядом с тобой уже достаточно долго, чтобы понять, как работает твой раковый мозг. Как бы ты ни трубил о своем прагматизме, в глубине души ты идеалист. А идеалисты никогда не знают, когда надо остановиться. Они всегда ищут совершенства, даже если уже нашли его.

— Если я идеалист, то кто же тогда ты?

Савона осклабилась:

— Очевидно же: гедонист. Как ты сказал, я жажду удовольствий, а не совершенства. Я жажду вечности грабежей и разбоя, чтобы черепа врагов хрустели у меня под копытами. Я жажду жить… чтобы наслаждаться всем, что может дать наша галактика. — Она постучала когтем ему по груди: — А вот ты… Ты жаждешь переписать правила. Ты жаждешь изменить ход истории, чтобы он устраивал тебя. А боги этого не допустят.

— Да, мне это уже говорили, и не раз.

Он коснулся своей груди. Савона улыбнулась. Она точно не знала, что произошло в саду Фулгрима, но что бы это ни было, Фабия оно сильно потрясло. Его прежняя высокомерная самоуверенность дала трещину. И весь сыр-бор почти стоил того, чтобы это увидеть.

Какой-то мутант издал невнятный вопль. Савона повернулась, вгляделась в голографические дисплеи и хохотнула:

— С другой стороны, может, я и ошиблась.

— Что ты несешь?

Она развернула экран пошире, показав несколько незнакомых боевых кораблей, падающих сквозь верхние слои атмосферы. На каждом из них красовалась геральдика Третьего Легиона.

— Похоже, боги все-таки присматривают за тобой.

Глава 22. УЗНИКИ ПЛОТИ

Гексахир развернулся к гостям:

— Как видите, под моим руководством Тринадцать Шрамов вполне способны вести войну. Однако лишь в редких случаях это экономически выгодно. Башня Плоти — корабль, подобных которому в Галактике не найти, левиафан, биологически вылепленный из мяса и мышц в сетке из костей, связок и жировой ткани. Огромные плиты бронированной кости защищают те немногие уязвимые места, которые у нее есть, а соединительная ткань Башни армирована призрачной костью. Это мобильная крепость, способная раздавить оборону любого укрепления поменьше.

Говоря это, Гексахир горделиво пыжился, выпятив впалую грудь и сложив перед собой руки, словно лапки огромного насекомого. По крайней мере, так показалось Олеандру. Он скромно сидел на полу посреди зала, наблюдая, как Гексахир хвастается своей игрушкой перед союзниками. Авара и Пешиг — или, точнее, Ходящая-по-покрову — выглядели подобающе впечатленными. Салар делал вид, что ему скучно.

Олеандр все думал, как Силандри убедила эту парочку архонтов присоединиться к Гексахиру. Наверное, сыграла на жадности. Наживы с набегов редко хватает надолго, особенно в нижней Комморре. Он огляделся по сторонам.

Когда-то это помещение располагалось в самом низу Башни. Теперь же оно превратилось в зал стратегиума. Гладкие костяные плиты пола покрыла путаница жилистых кабелей и мерцающих волдырей размером с голову раба, свежевыращенных ради этой прогулки. Каждый волдырь на самом деле был узлом отображения, соединенным с несколькими из бесчисленного множества датчиков, усеивающих внешнюю дерму Башни.

У волдырей сидели развалины, короткими движениями пальцев меняя углы обзора. У каждого из контактного разъема в основании черепа выходила блестящая прядь техно-органической ткани. Все пряди сходились в центральный узел, образованный из смеси нервных волокон и чего-то, прежде, похоже, бывшего когитаторной системой. Сам узел высотой превышал рост обычного друкари и распускался на макушке, образуя гладкую, похожую на сиденье выемку.

Там, в окружении неровного кольца полипов с рельефными полосками рубцовой ткани, сидела Диомона. Как раз сейчас, когда Олеандр смотрел на нее, ее пальцы танцевали между рубцами, внося мелкие поправки в передвижение и баланс Башни, чтобы компенсировать разнообразные изгибы Паутины. Она заметила его взгляд и вызывающе воззрилась на него в ответ:

— Что?

— Просто любуюсь, как ты ловко научилась управляться с ними.

Диомона фыркнула: