Фабий Байл. Живодер

— Надеюсь, что больше.

Он провел рукой по волосам, и несколько прядей остались у него в пальцах. Какое-то время Фабий смотрел на них, потом позволил прислуживающему пробирочнику убрать.

— Все равно спасибо за речь. Она была очень нужна. — Он помолчал. — И все же, почему ты все еще здесь, Нарвон?

— Из любопытства. Хотел посмотреть, как ты все воспримешь. Будешь сопротивляться или нет.

— И?

— Чувствую, что почти разочаровался.

Фабий рассмеялся:

— Вот тот Нарвон, которого я помню! Ты всегда был идеальным солдатом. А я вот несколько меньше люблю конфликты.

— Однако теперь ты стал частью величайшего конфликта на свете.

— Да. Я оценил иронию. — Фабий посмотрел вокруг, окидывая взглядом высокие колонны и густые лианы атриума. Арриан приложил столько сил, чтобы всё это вырастить. Даже жаль, что почти наверняка все здесь будет уничтожено в ближайшие дни. — Все начнёт умирать слишком скоро.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что Башня Плоти пришла в движение.

Фабий сорвал какой-то цветок и сунул в рот. Из этого конкретного цветка, особенно в виде отвара, получался мощный стимулятор. Но он уже пристрастился просто их жевать.

— И что это такое?

— Еще один зубок гордыни, который вернется, чтобы цапнуть меня за задницу. Кое-что, что я создал для своих гостеприимных хозяев-друкари. Я тайком установил в ее фундаменте несколько датчиков — нейронных контактов, соединенных с моим собственным мозгом. Несколько часов назад я почувствовал укол. Верный знак, что враги уже в пути. Как и предупреждала Мелюзина.

— Как они нашли тебя?

— Не знаю. В данный момент это не имеет значения. Они идут, а нужно еще кое-что сделать.

— Например, отправить твоих созданий в безопасное место.

— Да.

— А что, если враг появится раньше, чем они уйдут?

— Я почти уверен, что так и будет. Император Человечества был мудр, хотя и безжалостен, и теперь я понимаю Его гораздо лучше. У нас нет другой цели, кроме этой. Мы — орудия. Которые используют и выбросят, как только пользы в нас больше не станет.

Квин улыбнулся:

— Не думал, что придет день, когда ты назовешь себя орудием.

Он внимательно посмотрел на странные цветущие лозы, ползущие вверх по стенам из закаленного в пустоте бронестекла. Один из мясистых цветков цапнул пролетающее насекомое и с шумом проглотил.

— Красота! — пробормотал Квин. — Где ты их нашел?

— Их вырастил Арриан. Какой-то гибридный вид. Ботаника никогда не входила в число моих постоянных интересов.

— Пожиратель Миров?

— Он.

Квин кивнул:

— Скрытые таланты.

— Кому, как не тебе, это знать.

Квин посмотрел на него:

— Да, наверное. Кому, как не мне.

Фабий помолчал мгновение, затем спросил:

— Ты останешься?

Квин отвел взгляд:

— Я не вижу, как мое присутствие повлияет на исход дела. Я — один человек.

— Ты мой брат.

Квин покачал головой:

— У тебя никогда не было братьев, Паук. А если и были, то ты их приговорил. Вместе со всеми нами.

— Я никого не приговаривал. — Слова прозвучали фальшиво даже для самого Фабия. — Я сделал только то, что было необходимо для выживания легиона.

— Иногда лучше дать пациенту умереть, чем заставлять его жить.

Фабий отвел глаза:

— Может, и так. Может, это и был наш первый шаг по дороге к проклятию. Возможно, мне стоило смиренно принять угасающий свет.

— Прошлое уже лежит в могиле, Фабий. Пусть боги дадут ему спокойно умереть.

— Но ведь так не будет? Оно не умрет, пока мы живы. Мы превозмогаем и тянем прошлое за собой, как привидение тянет свои цепи. — Фабий подразнил цветок Пыткой, заставляя ребристые лепестки хватать и скручиваться. — Какой бы вид ни приняло будущее, мы всегда будем в нем. Как воплощение грехов прошлого.

— То есть теперь ты выступаешь за самосожжение? — спросил Квин. — Если так, то среди части наших братьев у тебя найдутся сторонники. По их словам, мы должны взяться за руки и вместе уйти во внешнюю тьму, чтобы навсегда вычеркнуть себя из вселенского цикла.

— Нигилизм никогда не входил в число моих пороков, — отозвался Фабий.

Квин провел пальцами по цветам.

— Мы призраки. Неспособные двигаться дальше и принужденные своими создателями бродить по полям сражений грядущего тысячелетия. Тогда вопрос такой: каким призраком станешь ты, Фабий?

Фабий не ответил. Погруженный в свои мысли, он даже не заметил, когда Квин ушел.

Прощаться Пилигрим не стал.

Савона со смесью беспокойства и благоговения смотрела, как на тактических экранах стратегиума меняются картинки. Мужчины, женщины и дети сотнями стекались на поверхность Велиала IV из выходов Паутины и орбитальных челноков.

— И представить не могла, что их так много, сказала она. — Я всегда думала, что все его разговоры о заселении Галактики заново — просто досужее хвастовство.

— Фабий кто угодно, но только не хвастун, — заметил Беллеф, наблюдавший рядом. — Но все равно это впечатляет.

Прибывающие вовсе не походили на испуганных беженцев, источающих запах в равной мере страха и надежды, — таких она навидалась в других мирах. Эти скорее напоминали мигрирующих животных — сосредоточенные, целеустремленные и уверенные. На каждом чересчур идеальном лице было запечатлено выражение решимости. Даже дети двигались по-деловому.