– Такое расследование, а тебе нечем больше заняться?
– Я просто подумала, что если нам вместе работать, может, неплохо что-то узнать друг о друге?
– Ирен, куда ты клонишь? Да, ему изменил здравый смысл, и он слишком далеко зашел. С тобой, наверное, было бы то же самое в его ситуации.
– Ты хочешь сказать, если бы я была влюблена в жену жертвы? – спросила Лилья.
– Это была подростковая влюбленность. Как дело обстоит сейчас, мы понятия не имеем.
– Да, вот именно. Как раз это и я хочу сказать. Мы не знаем. И дело в том, что, похоже, это не единичный случай. Я видела отчет о расследовании, проведенном в Стокгольме зимой, и если читать между строк, становится ясно, что и там он поступал по собственному усмотрению, не ставя остальных в известность.
– А что он тогда сделал? – поинтересовался Муландер.
– Во-первых…
– Ирен, давай не будем, – прервала ее Тувессон и решила, что выкурит как минимум две сигареты.
– Но…
– Как я вижу, вы уже собрались. Как хорошо, – с этими словами в комнату вошел Утес.
Тувессон мысленно поблагодарила его. Разумеется, Лилья права, и именно об этом ее предупреждали в Стокгольме, когда она наводила справки о Риске. Большинство сходились во мнении, что Риск хороший полицейский, один из лучших. Но он идет своим путем, и никогда не знаешь, в каком направлении и какие это может иметь последствия, – как раз то, что ей нужно. Она никогда не сказала бы это вслух остальным, но с ними стало слишком комфортно работать. Конечно, они профессионалы, на которых можно положиться. Но им словно больше не требовалось ничего доказывать, и поэтому не надо было ничем рисковать, предлагая неожиданную идею. Они никогда не совершали ошибок и не заходили за рамки дозволенного, что, наверное, прекрасно смотрелось во всех отчетах и заключениях. Но реальность устроена сложнее, и в некоторых случаях требуется быть именно здесь и сейчас.
На грани. Иногда даже по ту сторону.
Тут-то и нужен Риск.
Утес послал по кругу нарисованный фоторобот и рассказал, что к нему обратилась девушка из Макдональдса в Осторпе.
– Она работала в четверг ночью и не узнала ни Шмекеля, ни Мельвика.
Вот как они это видят, думала Тувессон. Шмекель
– А кто это? – спросил Муландер и поднял вверх фоторобот.
– Этот человек якобы пришел в ресторан в самом начале первого ночи в четверг, и, когда подошла его очередь, заказал меню «Чили Макфест Де Люкс». Проблема в том, что это меню продают только по четвергам, а уже началась пятница.
– Значит, они отказались продать ему «Чили Макфест»? – спросила Лилья, и Утес кивнул.
– Они только выполняют указания, – пояснил Муландер.
– Но мужчина с этим не согласился, – продолжал Утес. – По его словам, он занял очередь еще в четверг и стал настаивать, чтобы ему продали заказанное им блюдо. Девушка на кассе попыталась объяснить ему, что не она устанавливает правила, и что, к сожалению, ничем не может помочь, после чего стала обслуживать следующего клиента. И тут он пригрозил ей.
– За что? – спросила Тувессон.
– За то, что она его проигнорировала.
Остальные переглянулись.
– Ему не понравилось, что она через его голову стала обслуживать следующего клиента?
Утес кивнул.
– А потом? Что случилось потом?
– Он добился своего.
– Вот так и надо поступать, – ухмыльнулся Муландер.
– Она поняла, что это не пустые угрозы. У нее не возникло сомнений в том, что он говорит на полном серьезе.
Тувессон взяла фоторобот и принялась его внимательно рассматривать. Как обычно, Утес обратился к Гудрун Шееле, полуслепой старой учительнице рисования на инвалидной коляске, которая ушла на пенсию пятнадцать лет назад. Она жила в одном доме для престарелых с мамой Утеса, и как-то, навещая маму, он увидел выполненные Гудрун портреты и спросил, не может ли она помочь им с фотороботом. В тот раз они искали преступника, который в лесу Польшескуг насиловал женщин, совершающих там пробежки. Они опубликовали рисунок Гудрун, и через три часа мужчину опознали и задержали. С тех пор они периодически обращались к ней, стараясь не думать о том, что в любой момент она может умереть.
Как обычно, фоторобот был нарисован угольным мелком, и Тувессон в очередной раз не могла не восхититься талантом Гудрун. Как она вообще может держать мелок дрожащими руками? Но она еще и рисовала, и, как правило, ей хватало несколько штрихов, чтобы воссоздать образ, основанный на крайне скудных описаниях свидетелей.
Но этот фоторобот чем-то отличался от всех предыдущих, сделанных рукой бывшей учительницы. Помимо взгляда, уставившегося прямо на нее и действительно угрожающего, отсутствовал четкий образ. Цельность. Внешность мужчины на портрете была настолько заурядной, что Тувессон никогда бы не узнала его, если бы он сидел прямо перед ней. Чаще всего фотороботы грешили именно этим. Как и предсказания судьбы, они подходили всем. Но с рисунком Гудрун это случилось впервые.