Дуня прекрасно осознавала, что он просто берет ее на живца и ей ни за что не надо поддаваться. Но она ничего не могла с собой поделать.
– Послушайте, мне кажется, ему больше нет никакого смысла там находиться, – закричал Рихтер, и Дуня обернулась. – В машине явно ничего нет!
– Кто бы сомневался! – сказал Хеск и покачал головой.
– O’кей, пусть он только снимет номерные знаки!
– Уже снял. НХN 674. Шведские, как мы и подозревали.
Дуня подняла большой палец вверх и выдавила из себя улыбку, после чего опять повернулась к Хеску и сбросила маску.
– Ты ведь не относишься к этому серьезно? Для тебя это всего лишь дурацкая игра, где ты можешь позволить себе вести себя так, как тебе вздумается.
Хеск покачал головой.
– Да, признайся! Ты как проклятая злая баба тратишь всю свою энергию на то, чтобы саботировать и говниться. Тебе полностью наплевать, что преступник по-прежнему на свободе.
– Нет, Дуня, это не так.
– Нет? Сколько еще нужно жертв, чтобы ты очнулся? Три? Десять?
– Нисколько. Больше не будет никаких жертв, поскольку кое-кто проткнул ему и легкие, и сердце.
– Но это же не…
– Дуня! Это был он, хорошо? Никто, я имею в виду весь наш чертов отдел, не верит в твое привидение! Кроме тебя, разумеется. Все остальные не сомневаются, что это Виллумсен. Мы сейчас стоим здесь и замерзаем с головы до пят только потому, что Слейзнер считает тебя сексуальной и мечтает вскочить на тебя.
Она поняла, что натворила, только когда услышала звук. Но было слишком поздно: дело уже сделано. Она возникла словно из ниоткуда на бешеной скорости. А поскольку все произошло спонтанно, это удивило ее в той же степени, что и Хеска.
Но не это было самым страшным.
Ее ладонь на его щеке.
Пошла кровь, и щека покраснела.
Взгляды, сказавшие все.
Самое худшее, что он был прав.
78
Малин Ренберг перевернулась с одного бока на другой. На движение, которое обычно занимало не больше секунды, из-за ее проклятого токсикозного живота на последних сроках беременности ушло минимум полторы минуты. Она не знала, сколько раз перевернулась. Во всяком случае, достаточно, чтобы испытывать депрессию и быть не в состоянии лежать спокойно больше пяти минут. Потом она начинала представлять себе гнойные пролежни и червей, и ей приходилось снова переворачивать свою тушу.
Малин не могла пожаловаться на палату, куда ее перевели по настоянию Фабиана. Во многих отношениях она была лучше предыдущей. Она была после ремонта, в ней висели картины и шторы, и имелся телевизор, который, разумеется, не был подключен. К тому же это была одноместная палата, и ей не надо было делить с кем-то туалет, что Малин не любила больше всего на свете. На работе, до того, как у нее начался острый токсикоз, она никогда не ходила в туалет, и будь у нее возможность, она бы, как Ингмар Бергман, потребовала бы отдельный.
Проблема заключалась в том, что она отчаянно скучала. С четырех часов, когда ее разбудили для измерения давления, Малин лежала без сна и не могла снова заснуть. И теперь, спустя почти три часа, так изнывала от скуки, что сомневалась, переживет ли еще пять минут без событий. Она уже представляла заголовки.
КРИМИНАЛЬНЫЙ КОМИССАР НА ПОСЛЕДНЕМ СРОКЕ БЕРЕМЕННОСТИ СКОНЧАЛАСЬ ПО ПРИЧИНЕ ТОСКИ
Если бы ей разрешили поехать домой! Почему нельзя лежать дома под капельницей и самой мерить давление раз в два часа, было выше ее понимания. Врач ничего не делал, кроме как приходил к ней раз в сутки. Если это можно назвать приходом. В действительности это было не больше едва заметного кивка и отдельных бормотаний, и потом он шел дальше к следующему пациенту.
– Любимая… – Ее поцеловали в лоб. – Я здесь.
Она посмотрела на склонившегося к ней мужчину и поняла, что это ее муж Андерс, а значит, она заснула.
– Сколько времени?
– Почти половина девятого. Как твои дела? Хорошо ли прошла ночь? – Он сел на край кровати.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты принес мои вещи?
Андерс поднял ее рабочую сумку.
– При одном условии. Что ты не начнешь работать.
– Да… Давай ее сюда, – Малин потянулась за сумкой, но он упрямо не отдавал ее.
– Любимая, говорю серьезно. Вчера я разговаривал с врачом, и он сказал, что…
– Андерс, следствие окончено. Хорошо, я не буду работать. Обещаю. Я только немного почитаю газеты и поговорю с мамой по скайпу.
Он неохотно поставил сумку рядом с кроватью.
– А этот Фабиан, он тебя навестил?
–
– Я не успокоюсь, пока это не закончится. – Он положил руку ей на живот. – И по словам врача, очень важно, чтобы ты…
– Отдыхала. Андерс, я знаю. Я только и делаю, что отдыхаю. Я так много отдыхала, что страшно устала. Кстати, тебе не пора идти?
– Точно… – Он посмотрел на часы и встал. – Но…
– Увидимся.
– Да, увидимся. Попытайся вести себя спокойно и отдыхать, и…