Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

Участие в общественной беседе всегда существеннее в пользу

умственного развития, чем разговоры вдвоем, как бы ни был умен собеседник и

внимателен слушатель. Главным двигателем служит здесь личное самолюбие; необходимость постоянно держать ум настороже, не казаться глупее других, следить за мыслью, готовиться в присутствии других поддержать ее или

оспорить, - все это в значительной степени пробуждает сознание, обостряет ум,

"встряхивает мозги", как говорится.

П. В. АННЕНКОВ

Павел Васильевич Анненков (1812-1887) - мемуарист и историк

литературы, автор первой научной биографии Пушкина.

Близкое знакомство с Гоголем и Белинским, сорокалетняя дружба с И. С.

Тургеневым, приятельские отношения с Грановским, Герценом и Огаревым,

Щедриным и Писемским отразились в интересных по содержанию

92

воспоминаниях Анненкова ("Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года",

"Замечательное десятилетие. 1838-1848", "Молодость И. С. Тургенева. 1840-1856"

и др.).

Отношение Анненкова к Достоевскому сложилось под впечатлением того

конфликта с кружком "Современника", который- привел вскоре к разрыву

Достоевского с издателями журнала. Вскоре Достоевский разошелся и с

Белинским (см. стр. 146, 147).

ИЗ "ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ"

В одно из моих посещений Белинского, перед обедом, когда он отдыхал от

утренних писательских работ, я со двора дома увидел его у окна гостиной с

большой тетрадью в руках и со всеми признаками волнения на лице. Он тоже

заметил меня и прокричал: "Идите скорее, сообщу новость...". "Вот от этой самой

рукописи, - продолжал он, поздоровавшись со мною, - которую вы видите, не

могу оторваться второй день. Это - роман начинающего таланта: каков этот

господин с виду и каков объем его мысли - еще не знаю, а роман открывает такие

тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому.

Подумайте, это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом

так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них

выходит. Дело тут простое; нашлись добродушные чудаки, которые полагают, что

любить весь мир есть необычайная приятность и обязанность для каждого

человека. Они ничего и понять не могут, когда колесо жизни со всеми ее

порядками, наехав на них, дробит им молча члены и кости. Вот и все, - а какая

драма, какие типы! Да, я и забыл вам сказать, что художника зовут Достоевский, а

образцы его мотивов представлю сейчас". И Белинский принялся с необычайным

пафосом читать места, наиболее поразившие его, сообщая им еще большую

окраску своей интонацией и нервной передачей. Так встретил он первое

произведение нашего романиста {Во время вторичного моего отсутствия из

России, в 1846 году, почти такое же настроение охватило Белинского, как

рассказывали мне, и с рукописью "Обыкновенная история" И. А. Гончарова -

другим художественным романом. Он с первого же раза предсказал обоим

авторам большую литературную будущность, что было не трудно, но он еще

предсказал, что потребуется им много усилий и много времени, прежде чем они

наживут себе творческие идеи, достойные их таланта. (Прим. П. В. Анненкова.)}.

И этим еще не кончилось. Белинский хотел сделать для молодого автора

то, что он делал уже для многих других, как, например, для Кольцова и

Некрасова, - то есть высвободить его талант от резонерских наклонностей и

сообщить ему сильные, так сказать, нервы и мускулы, которые помогли бы

овладевать предметами прямо, сразу, не надрываясь в попытках, но тут критик

встретил уже решительный отпор. В доме же Белинского прочитан был новым

писателем и второй его рассказ: "Двойник"; {1} это - сенсационное изображение

лица, существование которого проходит между двумя мирами - реальным и

фантастическим, не оставляя ему возможности окончательно пристроиться ни к

93

одному из них. Белинскому нравился и этот рассказ по силе и полноте разработки

оригинально странной темы, но мне, присутствовавшему тоже на этом чтении, показалось, что критик имеет еще заднюю мысль, которую не считает нужным

высказать тотчас же. Он беспрестанно обращал внимание Достоевского на

необходимость набить руку, что называется, в литературном деле, приобрести

способность легкой передачи своих мыслей, освободиться от затруднений

изложения. Белинский, видимо, не мог освоиться с тогдашней, еще расплывчатой, манерой рассказчика, возвращавшегося поминутно на старые свои фразы,

повторявшего и изменявшего их до бесконечности, и относил эту манеру к

неопытности молодого писателя, еще не успевшего одолеть препятствий со

стороны языка и формы. Но Белинский ошибся: он встретил не новичка, а совсем

уже сформировавшегося автора, обладающего потому и закоренелыми

привычками работы, несмотря на то что он являлся, по-видимому, с первым

своим произведением. Достоевский выслушивал наставления критика

благосклонно и равнодушно. Внезапный успех, полученный его повестью, сразу

оплодотворил в нем те семена и зародыши высокого уважения к самому себе и

высокого понятия о себе, какие жили в его душе. Успех этот более чем освободил

его от сомнений и колебаний, которыми сопровождаются обыкновенно первые