Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

импровизированный спектакль-суд над Карепиным и его будущей женой.

Федор Михайлович изображал судью в красной кофте сестры, с ведром на

голове и в бумажных очках. Рядом сидел и записывал секретарь, Софья

Александровна Иванова, и Карепины - муж и жена, подсудимые. Федор

Михайлович говорит блестящую речь в защиту жены, которая хочет бежать в

Петербург и учиться шить на швейной машинке.

В результате он обвиняет мужа и приговаривает его к ссылке на Северный

полюс. Карепин сердится, бросается на Достоевского. Занавес закрывается, первое действие кончается. Второе - на Северном полюсе. Кругом снег из

простынь и ваты. Карепин сидит и жалуется на свою судьбу. Достоевский в виде

белого медведя подкрадывается и съедает его.

Подобные спектакли устраивались очень часто. Однажды в шутку

разыгрывалась "Черная шаль" Пушкина. В другой раз устроена была

245

торжественная процессия, сопровождающая Магомета II - доктора Карепина. Вся

молодежь через Люблино отправилась в Кузьминки с боем в медные тазы, с

свистками и пр. Вызвана эта забава была шутками Достоевского над Карепиным; Федор Михайлович начал серьезно уверять его, что он "манкирует своей

карьерой", что звание доктора слишком для него ничтожно и что он мог бы занять

более высокое положение. На вопрос Карепина, кем бы ему сделаться,

Достоевский предложил ему назваться Магометом II. По этому поводу был опять

организован какой-то суд над Карелиным. Во время допроса Карепин показал, что

ему двадцать шесть лет, по поводу чего судья - Достоевский - предложил

секретарю записать, что "подсудимый сбивается в показаниях", так как Магомет

II, сын Магомета I, не может быть в этом возрасте. Во время этой игры Карепин

сказал какую-то дерзость одной из барышень, за что был приговорен к

временному повешению: его подвесили на дереве на полотенцах под руки.

Следующее шуточное стихотворение Достоевского также посвящено

Карепину, которого мать, а за ней все родственники звали Саней, Санечкой: Полночь. В Павловской больнице

Слышен храп, порой чиханье,

И не спит в своей светлице

Лишь сверхштатный доктор Саня.

Куча блох его кусает,

Но не тем лишь мучим он,

Голова его пылает,

Полна жгучих, тяжких дум.

"Обучен в университете,

Всё катары я лечил

И в больничной сей палате

Не без пользы послужил.

Только б в штатные мне место

Да холеру бог послал,

Уж всегда б нашлась невеста,

Только сам-то будь удал!" -

Наш Карепин прокричал.

Фельдшера же все сбежались,

А больные испугались.

Вот выходит Левенталь {*}

С прутом длинным, длинным, длинным:

"Это ви сейчас кричаль

Таким образом бесстыдным?.."

{* Доктор Левенталь, старший врач больницы. (Прим. М. А. Ивановой.)}

При чтении стихотворения Карепин в этом месте не выдержал, бросился

на Федора Михайловича, не дал ему продолжать и готов был начать с ним драку.

246

Мир был заключен только после того, как Федор Михайлович прочел следующее

стихотворение, утешившее Карепина:

Как бы общество ни было

Молчаливо и грустно,

Миг-печаль его уплыла,

Только Саню принесло.

Отчего ж сие явленье,

Отчего улыбки, смех?

Саня! Ваших всех хотений

Я пророчу вам успех!

На стихотворные экспромты Достоевский был неистощим. По какому-то

поводу он сказал следующее стихотворение о двух братьях Фольцах, бывших в

компании Ивановых. Младший был гимназистом VII класса и почему-то был

прозван "протухлой солониной", старший - студент I курса.

Когда в "протухлой солонине"

Я чувство чести возбудил

И он поклялся, что отныне

И носорогу б не спустил,

Тогда презренный Фольц собрался

Отмстить обиду впятером,

По неразвитости ж остался

Лакеем, хамом и ослом.

С юношами, бывавшими в семье Ивановых, Достоевский часто вступал в

споры по поводу модного "нигилизма" и по вопросу о том, что выше: "сапоги или

Пушкин". Он красноречиво отстаивал значение поэзии Пушкина {4}.

Следующее стихотворение было написано Достоевским, чтобы

поддразнить Марию Александровну Иванову. Она намеревалась поступить в

консерваторию и должна была в известный срок подать прошение.

Написать его за нее она попросила Федора Михайловича. Вечером

накануне назначенного дня Мария Александровна спросила, готово ли прошение.

Федор Михайлович вынул листок и подал его ей. На нем было написано:

С весны еще затеяно

Мне в консерваторию поступить

К Николке Рубинштейну,

Чтоб музыку учить.

Сие мое прошение

Прошу я вас принять

И в том уведомление

Немедленно прислать.

247

Когда Достоевский довольно посмеялся над рассердившейся девушкой, он

вынул другой листок, на котором было написано прошение по обычной форме.

В один из приездов в Москву Достоевский был у Ивановых с

Данилевским, долго о чем-то серьезно говорил с ним в закрытой комнате, а когда

Данилевский уехал, то Федор Михайлович написал комедию под названием

"Правдивый и Шематон" {Шематон - пустой человек, шалопай.}, где изображался

под первым названием сам он, а под вторым - Данилевский.

Достоевский легко увлекался людьми, был влюбчив. Ему нравилась

подруга Софьи Александровны Ивановой, Мария Сергеевна Иванчина-Писарева, живая, бойкая девушка. Однажды, будучи в Москве у Ивановых под пасху,

Достоевский не пошел со всеми к заутрене, а остался дома. Дома же у Ивановых

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии