бывало, что во время игр он оставлял присутствующих и уходил к себе на дачу
записать что-либо для своей работы. В таких случаях он просил минут через
десять прийти за ним. Но когда за ним приходили, то заставали его так
увлеченным работой, что он сердился на пришедших и прогонял их. Через
некоторое время он возвращался сам, веселый и опять готовый к продолжению
игры. Рассказывать о своей работе он очень не любил.
У Ивановых любили играть в пословицы. Федору Михайловичу
обыкновенно давали самое трудное слово. Он рассказывал в ответ на вопрос
длинную историю, страницы в две, три, и угадать слово было невозможно. Часто
он рассказывал по вечерам жуткие истории или предлагал присутствующим
проделать такой опыт: просидеть в пустой комнате перед зеркалом минут пять, смотря, не отрываясь, себе в глаза. По его словам, это очень страшно и почти
невозможно выполнить.
Недалеко от Ивановых жила семья Машковцевых. Родители уехали за
границу, а несколько дочерей в возрасте четырнадцати - семнадцати лет
оставались под надзором немки-гувернантки. Она была чрезвычайно строга к ним
и обращалась как с маленькими детьми. В девять часов укладывала спать и на
всякий случай отбирала обувь на ночь, чтобы предупредить возможность тайных
прогулок. Федор Михайлович терпеть не мог эту немку, звал ее "куриная нога в
кринолине" {2} и жалел ее воспитанниц. Он предложил однажды вечером забрать
с собой нужную обувь и отправиться поздно вечером к даче Машковцевых. Здесь
он перед окном гувернантки спел пушкинский романс: "Я здесь, Инезилья..." - и
когда было очевидно, что гувернантка крепко спит и не просыпается на пение, то
компания обошла дом кругом, помогла выбраться наружу девушкам, снабдив их
первоначально нужной обувью, и взяла с собой на прогулку. Такие проказы
продолжались несколько ночей подряд.
Люблино в то время принадлежало богатым купцам, Голофтееву и
Рахманину. Одного из них звали Петр, другого Павел. 29-го июня, в петров день, именинники устраивали большое торжество, с званым обедом, увеселениями и
фейерверком. Съезжалось богатое московское купечество; дачники, жившие в
Люблине, также получали приглашение. Такое приглашение вместе с Ивановыми
получил Достоевский. Сестра Вера Михайловна очень уговаривала его пойти на
обед, он отказывался, наконец согласился с условием, что скажет в качестве спича
приготовленные стихи. В. М. Иванова захотела заранее знать, что он придумал, и
Достоевский прочел:
О Голофтеев и Рахманин!
Вы именинники у нас.
Хотел бы я, чтоб сам граф Панин
Обедал в этот день у вас.
Красуйтесь, радуйтесь, торгуйте
И украшайте Люблино.
Но как вы нынче ни ликуйте,
Вы оба все-таки.....!
243
На торжественный обед Достоевский не пошел, несмотря на просьбы
сестры, а потихоньку сговорился с молодежью, забрав провизию, уйти гулять на
весь вечер в Кузьминки, на Толоконниковы дачи. На прогулке было очень весело, и компания вернулась в Люблино только к двенадцати часам ночи, к фейерверку.
В. М. Иванова была по этому поводу очень недовольна братом.
Много веселья вносило присутствие в семье Ивановых племянника
Ивановых и Достоевского, молодого доктора, Александра Петровича Карепина
{3}. Ему было двадцать шесть лет, он не был женат и отличался многими
странностями. Все приключения диккенсовского Пиквика случались с ним.
Несмотря на то что он окончил медицинский факультет и состоял врачом при
Павловской больнице, в жизни он был почти идиотом. Он был предметом
неистощимых шуток и глумлений для молодой компании Ивановых. Достоевский
воспел его в ряде шуточных стихотворений, которые приводятся ниже.
ОДА В ЧЕСТЬ ДОКТОРА КАРЕПИНА
Поэт
Позволь пиите дерзновенну,
О ты, достойный славу зреть,
Его рукой неизощренной
Тебя прекрасного воспеть!
Кому тебя мне уподобить?
Какой звезде, какому богу?
Чтобы тебя не покоробить,
Зову Державина в подмогу.
Тень Державина
Ростом пигмей, лицом сатир,
Всего он скорей монгольский кумир.
Поэт
Могу ль ушам своим я верить?
Поэт Фелицы и министр,
Державин может лицемерить,
Как самый ярый нигилист!
О нет! Он ростом Геркулес,
Хоть и приземист он.
244
Тень Державина
Танцует, как медведь,
Поет, как филин, он,
Поэт
Такую отповедь
Не выношу я! Вон!
(Тень Державина удаляется.)
Во время прогулки по строящейся железной дороге Достоевский сказал
раз такой экспромт в честь Карелина:
По дороге по железной
Шел племянник мой Карепин.
Человек небесполезный
И собой великолепен!
Карепин не был женат, но все время мечтал об идеальной невесте, которой
должно быть не больше шестнадцати - семнадцати лет и которую он заранее
ревновал ко всем. Он ненавидел эмансипированных женщин и говорил о том, что
его жена будет далека от всех современных идей о женском равноправии и труде.
В то время как раз все зачитывались романом Чернышевского "Что делать?", и
Карепина дразнили, предрекая его жене судьбу героини романа. Достоевский
заявил ему однажды, что правительство поощряет бегство жен от мужей в
Петербург для обучения шитью на швейных машинках и для жен-беглянок
организованы особые поезда. Карепин верил, сердился, выходил из себя и готов
был чуть ли не драться за будущую невесту. Достоевский предложил устроить