Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

спокойно и добродушно. Но что бы он ни говорил, всегда в его речи

проглядывала какая-то таинственность, он как будто и хотел что-нибудь сказать

прямо, откровенно, но в то же мгновение затаивал мысль в глубине своей души.

Иногда он нарочно рассказывал что-нибудь фантастическое, невероятное и тогда

воспроизводил удивительные картины, с которыми потом слушатель долго

носился в уме. Одна из дочерей А. П. Иванова, уже взрослая девица и отличная

музыкантша, была большая трусиха. Федор Михайлович это хорошо знал и

нарочно рассказывал ей на сон грядущий такие страшные и фантастические

истории, от которых бедная Мария Александровна не могла подолгу заснуть.

Федора Михайловича это ужасно забавляло.

О своем пребывании в Сибири и в каторге Достоевский нам ничего

никогда не рассказывал. Он вообще не любил об этом говорить. Все это знали, 251

конечно, и никто не решался никогда возбуждать разговора на эту тему. Только

однажды мне удалось, сидя у Федора Михайловича за утренним чаем, услышать

от него несколько слов по поводу небольшого Евангелия, которое у него лежало

на маленьком письменном столе. Мое внимание возбудило то обстоятельство, что

в этом Евангелии края старинного кожаного переплета были подрезаны. На мой

вопрос о значении этих подрезов Достоевский мне объяснил, что когда он должен

был отправиться в ссылку в Сибирь, то родные благословили и напутствовали его

этою книгою, в переплете которой были скрыты деньги {5}. Арестантам не

дозволялось иметь собственных денег, а потому такая догадливость его родных

до некоторой степени облегчила ему на первое время перенесение суровой и

тяжелой обстановки в сибирском остроге.

- Да, - сказал с грустью Федор Михайлович, - деньги - это чеканенная

свобода...

С этим Евангелием Достоевский потом никогда в жизни не расставался, и

оно у него всегда лежало на письменном столе {Это Евангелие хранится в семье

Достоевских. О нем напечатана заметка Н. Н Кузьмина в январской книжке

"Ежемесячных сочинений", 1901. (Прим. редакции "Исторического вестника".)}.

-----

Ф. М. Достоевский очень любил молодежь, почти все свободное свое

время от занятий он всецело отдавал этой молодежи, руководя всеми ее

развлечениями. По счастливому стечению обстоятельств, в описываемое лето в

Люблине поселилось несколько семейств, которые быстро перезнакомились

между собою. Было много молодежи, несколько очень хорошеньких и взрослых

барышень, так что по вечерам на прогулку нас собиралось со взрослыми до

двадцати человек. Все это общество было всегда беззаботно весело, всегда

царствовало во всем полное согласие, и никогда даже малейшая тень какого-либо

недоразумения или неудовольствия не пробегала между нами. И душою этого

общества всегда были А. П. Иванов и Ф. М. Достоевский. Что они скажут, то

делали все, и взрослые и молодежь. Конечно, каждый из нас, юношей, имел

предмет своего обожания, но все это носило до такой степени невинный,

идеалистический характер, что старшие только подсмеивались над нами, шутя

относились к нашим вздохам и мечтаниям, не бросив ни разу зерно какого-либо

недоброго подозрения. Оттого и царствовали между всеми нами дружба и полное

единство. Да, счастливое было это время! Прогулки обыкновенно заканчивались

разными играми в парке, которые затягивались иногда до полуночи, если дождь

ранее не разгонит всех по домам. Ф. М. Достоевский принимал самое деятельное

участие в этих играх и в этом отношении проявлял большую изобретательность.

У него однажды даже явилась мысль устроить нечто вроде открытого театра, на

котором мы должны были давать импровизированные представления. Для сцены

выбрали деревянный помост, охватывавший в виде круглого стола ствол

столетней, широковетвистой липы. В то время вся наша молодежь зачитывалась

сочинениями Шекспира, и вот Ф. М. Достоевский решил воспроизвести сцену из

252

"Гамлета". По его указаниям, сцена должна была быть воспроизведена в

следующем виде: я и старший сын А. П. Иванова стоим на часах и ведем беседу, вспоминая о недавно появившейся тени прежнего датского короля. Во время

этого разговора вдруг появляется тень короля в лице Федора Михайловича, закутанного с головою в простыню. Он проходит по сцене и скрывается, мы же, объятые ужасом, падаем. После этого медленно выступает на сцену Гамлет

(молодой доктор К<арепи>н, племянник Федора Михайловича) и, увидя нас

лежащими на земле, останавливается, грозным взором окидывает зрителей и

торжественно произносит: "Все люди свиньи!" Эта фраза вызывала громкие

рукоплескания публики, и тем сцена кончалась. В этом роде изображались и

другие сцены, и всегда в них участвовал сам Достоевский. Словом, он забавлялся

с нами, как дитя, находя, быть может, в этом отдых и успокоение после усиленной

умственной и душевной работы над своим великим произведением

("Преступление и наказание").

-----

Ф. М. Достоевский очень любил музыку, он почти всегда что-нибудь

напевал про себя, и это лучше всего обозначало хорошее настроение его духа. В

этом отношении вторая дочь А. П. Иванова, Мария Александровна, ученица

Московской консерватории, доставляла ему большое удовольствие своею

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии