Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования

Однако в целом освоение наследия русского писателя немецкими натуралистами было плодотворным. Достоевский был для них гуманистом и демократом, "адвокатом бедных и гонимых". Они со всей силой подчеркнули социальную сторону творчества Достоевского, они по достоинству оценили его реалистическое и психологическое мастерство (хотя и несколько односторонне). Мнение о Достоевском, сложившееся в этот период, было затем подхвачено левой и социал-демократической критикой, которой удалось преодолеть известную узость натуралистического взгляда, лишенного конкретной исторической перспективы и потому игнорировавшего за редким исключением (Брандес) кричащие противоречия Достоевского. Взгляды немецких натуралистов на Достоевского были подхвачены и развиты в книге молодого цюрихского профессора Роберта Зайчика, историка литературы и художественного критика (род. в России в 1867 г.-ум. в 1965 г.), озаглавленной "Мировоззрение Достоевского и Толстого". Это была первая в Германии монография по данному вопросу. Исследование Зайчика, появившееся в 1893 г. (т. е. к тому времени, когда немецкий натурализм уже исчерпал свои внутренние возможности), надлежит во многом рассматривать как итоговое.

Оценивая Достоевского как "одно из самых своеобразных и гениальных проявлений русского духа"[2068], Зайчик, вслед за натуралистами, видит в русском писателе прежде всего выдающегося психолога-реалиста.

Не без влияния современной ему "психологической школы" автор заостряет внимание на "душе" Достоевского:

"Его внутренняя жизнь — это целый мир, страшная битва бессознательных и глубоко запрятанных сил".

"Значение Достоевского — в психологии бессознательной жизни, в интуитивном проникновении в причины душевных состояний, а также в способности описать их и запечатлеть".

"Достоевский-психолог, — пишет Зайчик, — воистину велик". Он "досконально исследует дух, он обрекает свои жертвы на психологические муки, чтобы, наблюдая их глубочайшие страдания, анализировать все движения их души". По мнению Зайчика, Достоевский постиг природу страдания гораздо глубже, чем Шекспир.

"Достоевский — великий реалист страдания, гениальный психолог в области патологических явлений".

Расстройство психики, которым (как полагает Зайчик) страдал Достоевский, помогало ему понять "наиболее загадочные стороны психических заболеваний".

Что же породило такое явление, как Достоевский? Вот тот основной вопрос, на который Зайчик пытается дать ответ.

В основу своих рассуждений ученый кладет все тот же аксиоматический для поколения "die Moderne" тезис о дисгармоническом человеке "расшатанного мира". Зайчик пишет, что Достоевский "истинное дитя нашего разобщенного, расколотого надвое столетия, в котором добрые стороны человеческой души ведут ожесточенную борьбу со злыми". В этом смысле Достоевский для Зайчика антиклассическое начало. В современном дисгармоническом мире, рассуждает Зайчик, Достоевский, "истинное дитя века", направил свою творческую мощь не на познание объективной действительности, а на исследование внутренней природы субъекта. В поисках абсолютной истины Достоевский, по убеждению немецкого исследователя, отказался от разума ради чувства. "Чувство", в свою очередь, привело Достоевского к мистической народной вере.

Однако — и это весьма существенно — поставив проблему "Достоевский" в плане столь характерной для конца века антитезы "разум-чувство", Зайчик отнюдь не решает ее. В данной антитезе он видит источник противоречий писателя; констатируя дуализм Достоевского, он объясняет этим причину его трагедии. Тщетно, по Зайчику, пытался Достоевский преодолеть свой внутренний разлад в мистической "русской идее".

"Он мнил, что преодолеет состояние разорванности, что найдет истину, объединяющую оба полюса, и не заметил, как скатился в пропасть мистики".