Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования

Естественно, что поворот к идеализму "недавних марксистов" и их обращение к реакционным утопиям и мистическим сторонам творчества Достоевского вызывал у Короленко грустные раздумья. В дневнике 1901 г. Короленко записал свою беседу с "одним из первых главарей русского марксизма" М. И. Туган-Барановским, который утверждает "необходимость мистического начала в общественном настроении", "преклоняется перед философией Зосимы (из "Карамазовых"), говорит о справедливости христианской вечной казни за грехи мгновенной жизни"[1858].

О М. И. Туган-Барановском, который в беседе с писателем "развивал философию Зосимы", Короленко упоминает и в письме к П. С. Ивановской 5 февраля 1903 г. и заключает: "Все это часто нехорошо, потому что люди обращают свои поиски назад и хотят выкинуть за борт то, что человечество уже узнало и никогда не забудет"[1859].

Образ Зосимы был для Короленко воплощением иллюзорных, утопических начал, поддерживаемых народной темнотой и настроениями реакционной интеллигенции.

По-видимому, и образ Алеши Карамазова Короленко воспринимал как недостаточно жизненный. В частности, скептическое отношение будила у Короленко чрезмерная способность интуитивных проникновений, с их религиозно-мистической окраской, которой наделен Алеша (см. настоящий том, с. 800).

Но нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что с еще большей энергией Короленко отчеркивает и подчеркивает целые страницы глав "Братья знакомятся" и "Бунт". В этих главах его внимание привлекают как этико-философские рассуждения Ивана Карамазова, его богоборческие мысли, так и его рассказы о страданиях детей. Короленко был близок дух искания, горячая и глубокая страстность, которыми проникнуты речи этого героя Достоевского, его неспособность принять порядок, основанный на "слезах человеческих", его потребность широкого осмысления жизни, идущая от самого создателя прославленного романа.

В выше цитированном письме к П. С. Ивановской Короленко между прочим замечал:

"…самое чувство, побуждающее искать широких мировых формул, — я считаю нормальным, неистребимым и подлежащим бесконечной эволюции".

В письме идет речь и о собственном рассказе писателя, над которым он работал в то время, — "Не страшное", т. е. о том рассказе, который Ф. Д. Батюшков считал близким идее Достоевского "о взаимной нравственной ответственности людей друг за друга".

Понимая, что Достоевский "не принадлежал к "либералам" и его публицистические взгляды давали повод даже князю Мещерскому говорить о нем как о своем единомышленнике", Короленко решительно отделял великого писателя от реакционной клики Мещерских и Катковых. По поводу слов Мещерского "Мы люди мыслящие и пишущие воедино", Короленко замечал: "…это, к счастью, крупное недоразумение"[1860].

Короленко не мог забыть о потрясении, пережитом Достоевским в молодые годы. В недавно опубликованной статье писателя "О современном положении", относящейся к 1906 г., Короленко, говоря о трусливой жестокости русской самодержавной власти, в качестве ярчайшего примера назвал "смертный приговор Достоевскому"[1861].

В этом плане представляют интерес слова Короленко, записанные Б. Крониным, посетившим писателя в деревне Хатки в 1913 г. — в связи с его шестидесятилетием. В разговоре о современной литературе, заметив, что он к беллетристике не вернется ("Не такое время, чтобы можно было описывать красоты природы и философствовать о любви"), Короленко сказал: "Вы знаете, откуда я жду свежих веяний в литературе? Из тюрем! Оттуда, перестрадав, переболев, придет к нам новый Достоевский…"[1862].

Трудно ошибиться в истолковании мысли, высказанной Короленко. Очевидно, он полагал, что опыт социально-политической борьбы обогатит и художественную литературу, даст ей новый заряд для постановки и решения больших морально-философских и общественных проблем, как в свое время это делал такой выдающийся писатель, каким был в глазах Короленко Достоевский.