Ёжка против ректора

— Мамочка, а как долго нам придется пробыть вместе? И на какое расстояние можно расходиться?

— Бабушка сказала, что в первые три дня после обряда желательно быть максимально близко. Два дня уже прошло, так что потерпите еще несколько часов. Далее в течение месяца необходимо проводить вместе не менее шестнадцати часов. Думаю, этого времени хватит, чтобы связь наладилась и закрепилась. А дальше сможете жить как обычно.

— Как обычно уже точно не будет… мама, — усмехнулся Мстислав Яромирович, а я напряглась.

Чуйкой чую, не избежать нам серьезного разговора. И произойдет он в самое ближайшее время, как только мамочка покинет шатер. Ну и ладно, скрывать-то все равно уже нечего. Почти нечего…

— Рассказывайте, адептка, как мы очутились в столь интересном положении?

Ой, а сколько ехидства в голосе.

— Как-как, жалостливая я слишком. Если бы не эта черта характера, ни за что бы не оживила садиста, который кормит бедных студентов отварной гадостью!

— Не гадостью, а полезной пищей!

— За что?

— Своих адептов — для поддержания формы. А Ёжек… За «Игры», на которых мои студенты были выставлены не в самом лучшем свете. Или за пакости в академии? Или…

— Да, в сущности, не важно, за что! — перебила я, пока ректор не вспомнил еще чего. — Вы все равно первые обидели нас, маленьких!

— Вас обидишь, как же. Напомнить про мой портрет, нашпигованный стрелами?

— Как это низко — напоминать о том, что сделано в бессознательном состоянии! Вы младенцам на подгузники тоже пеняете?

— Неужели за вами и этот грешок есть?

— Р-р-р-ректор! — прорычала я тихо, но Коршунок услышал.

— Он самый. А вы — маленькая взбалмошная девчонка.

— Это плохо?

— Как показали последние события — двояко. С одной стороны, ваш поступок — сущая глупость и ребячество, чуть не стоящее вам жизни. — Я сейчас обижусь! — Но с другой… Ваши храбрость и смекалка спасли жизнь многим оркам.

— Во-о-от!

— Но это не отменяет наказания за побег из академии!

— Я же вам жизнь спасла! И вообще, вы теперь мой шиалл.

— Именно поэтому поблажек не будет. Теперь я лично буду следить за вашей посещаемостью и дисциплиной.

— Интересно, где мама оставила чугунный котелок?

— Поздно, Химаэнир. Слишком много свидетелей моего доброго здравия.

— Угу-у-у…

— Хима?

— Что? — недовольно покосившись на вредного ректора, спросила я.

— Спасибо, что спасла меня. Ты даже не представляешь, что именно сделала. И я перед тобой в неоплатном долгу.

— Если сделаете нормальный завтрак в академии, на котором будут подавать яйки, то мы квиты!

— Яйки? — удивленно переспросил Мстислав Яромирович.

— Ага, такие желтые солнышки в ореоле белой оболочки…

— О яичнице можешь забыть! — непреклонно заявил шиалл, вгоняя в ступор подобной категоричностью. — И если на посиделки твоих подруг с домовыми я могу закрыть глаза, то ты теперь будешь питаться исключительно полезной пищей! А также в твоем расписании появятся дополнительные занятия по самообороне, магической защите, а еще…

— Издеваешьс-с-ся? — прошипела я, незаметно перейдя на «ты».

— Мщу. — И такая коварная улыбка появилась на губах дорогого ректора.

— Убью! Точно убью, чтобы остальные не мучились!

— Не убьешь, ребенок. Мы с тобой теперь вообще на редкость живучие.

— В смысле?

— Пока еще не разобрался, но если судить по возросшему уровню магии и… еще по кое-каким показателям, мы с тобой стали гораздо сильнее обычных людей.

— Значит, я все-таки могу огреть тебя чугунком? Хотя бы раз, для морального удовлетворения?

— Увеличу количество занятий! Причем и тебе, и подругам.

— Шантажист-садист-изверг!

— Всего лишь новый заботливый родственник!

— Что, в детстве не над кем было издеваться?

— Именно так, но теперь я наверстаю упущенное.

— Опять издеваешься, да?

— Лишь самую малость, — усмехнулся Мстислав, а потом устало зевнул.

— Сладких снов, шиалл.

— Сладких, ребенок, — шепнул он в ответ и затих.

Отставать я не стала, так что через некоторое время и сама провалилась в сон, но был он каким-то странным.

…Лужайка перед деревянным домом, наполненная солнечным светом и заливистым смехом темноволосого мальчика, сидящего на руках у молодой и очень красивой женщины. Пшеничного цвета волосы тугими кудрями струились по плечам, делая женщину похожей на одуванчик. Васильковые глаза, нежная улыбка и полные любви слова:

— Сынок, дай папе отдышаться!