Ежик с иголками

Существует среди инструкторов легенда об обезьяне, которую научили летать на маленьком вертолете, специально сконструированном для нее. Она настолько заучила все манипуляции, что безошибочно простым нажатием кнопок запускала двигатель, раскручивала трансмиссию и выполняла круг в районе аэродрома. Но однажды она погибла, не успев даже набрать высоту до первого разворота. Просмотр съемки обнаружил неординарный и необъяснимый факт. Обезьяна после взлета и перевода вертолета в набор высоты, неожиданно вышла на улицу. Передумала лететь. Тогда посмотрели подготовку к полету и выяснили, что во время предполетной подготовки дрессировщик-инструктор сам отвлек пилота-обезьяну, и она пропустила один весьма важный предполетный элемент. Не потрясла лопасти. Их перед запуском необходимо было встряхнуть руками. Вывод был однозначным: обезьяна после взлета вспомнила об этом элементе и вышла из вертолета, чтобы его осуществить.

Ну, наши курсанты выходить не станут, даже если забудут перед взлетом и более существенные элементы. А летать будут не хуже обезьяны. Так думал инструктор Циркунов, но ему по инструкции полагалось провести такой вот тренажерный урок на пальцах. Завтра, а потом еще две недели, для него будут самые сложные и ответственные дни: втолковывание и вбивание летных навыков в совершенно неподготовленные, и трудно усваивающие новые науки, руки и головы.

— И чтобы заучили эти последовательности, как отче наш, — громко и внятно сказал в заключении радостный инструктор после команды комэски об окончании занятий. — Как молитву и признание в любви. Ночью разбужу — повторить слово в слово.

А чего ж тут неясного! Всего-то три движения при взлете и три при посадке. Лишь бы они не выветрились на аэродроме. Сквозняки там сильнейшие. Проверено было три дня назад. Сержант неожиданно вспомнил, что как-то нечаянно упустил важнейший пункт из программы подготовки молодых бойцов, как кросс на длинную дистанцию. Конечно, в расписании еще указано, что с нагрузкой, да эти ожиревшие курсанты хотя бы себя самих пронесли вокруг аэродрома. Таков маршрут был кросса. Все очень весело и от души посмеялись над шуткой сержанта.

— Это же до чего додуматься от скуки можно было. Да я при сильнейшем поносе в туалет пешком хожу, а тут с больной головой, да еще неизвестно куда, да бегом.

— Мы лучше вокруг казармы побегаем. За ручки возьмемся и хоровод, как у елки станцуем.

— А может в деревню за первачком. Там в последний раз дедок новую порцию закладывал. Аккурат сегодня-завтра гнать будет. Очень хотелось бы свеженькой пару глотков свершить.

— А у меня моя доярочка в утренней смене. Давайте с утречка в коровник и смотаемся. Там много доярок.

— С удовольствием и молочка хлебнем, и коров за вымя потреплем. Полный набор радостей.

В общем, советов оказалось предостаточно, за исключением необходимых, касающихся самого кросса. Сержант даже поначалу растерялся в выборе. Однако все-таки выбрал свой, о котором и доложил командиру эскадрильи. Тот так же не прислушался к советам курсантов, а лишь пригрозил ехать на своем уазике рядом, чтобы ни у кого не возникло желаний сачковать или притвориться больным. Опять все посмеялись, но побежали. Аэродром почти круглый, но в дальнем конце имел два прямых угла: левый и правый. Так вот, до первого угла бежали с шутками и прибаутками, давая друг другу советы и рекомендации. Некоторые успели и пару анекдотов рассказать. До второго бежали, молча, потом послышались стоны, лошадиное дыхание, а уж после второго угла, начались падения и уговоры, пристрелить.

К финишу добегали, доходили, доползали в течение сорока минут. Даже двух курсантов потеряли. Комэска проехал на уазике повторно по всей трассе и обнаружил их в овраге в километре до финиша. У них открылся понос. Но сам комэска кроссом остался доволен.

— Давненько я так весело время не проводил. И в кино не нужно ходить, почаще кроссы устраивай, да и все, — хохотал он, вспоминая детали этого длинного забега. Сами курсанты не смеялись. У них в легких пылал пожар. Никак надышаться не могли.

Володя проснулся среди ночи от криков и скороговорок. Ему абсолютно ничего не снилось, потому эти вопли с лепетаниями ни от чего его не оторвали. Со всех концов казармы спящие курсанты по очереди и наперебой читали молитвы, которые их инструктора приказали заучить наизусть.

— Ручку влево, шаг вправо, ногу вверх!

— Ногу вправо, шаг влево, ручку вверх!

— Белиберда, да и только. Вот любопытно, а Женька тоже в училище заучивал эти молитвы, или спал спокойно? — сам у себя спросил Володя, улыбаясь этим крика. — Кричал, куда же денешься от этого. Такой же мальчишка был, как и они. Вот только меня этого лишил. Дневальный! — уже вслух громко позвал он дежурного у тумбочки. — А нельзя ли их заткнуть? Уж больно громко шумят и скандалят.

— Они никого не слушаются, — хохотнул Сидоренко, которому эти крики не мешали дремать у тумбочки. — Ты сам спи и не обращай внимание. Оно, как к музыке привыкаешь.

— Заснешь тут, — тихо проворчал Володя, но на удивление самому себе мгновенно провалился в свой привычный сон.