Мой 31-ый, тебе благодарен, тем, что ты был и не хочешь забыться.
Может, был глуп и был я бездарен, только хочу я опять повториться.
Пусть ноют раны, гноят, кровоточат. Я вас не предал, себя победил.
Сто раз жалел за тот трезвый расчет. Только любил и ничто не забыл.
Месть я воспринял, как шквал камнепада. Нету спасенья, укрыться нельзя.
Так бы и сгинул под грудою щебня, если бы рядом не стали друзья.
Было, тонул и вопил от ударов. И расползалась земля подо мною.
Небо давило, ветра с ног сбивали. Смерти хотелось от жизни такой.
Сопротивлялся, хватался за воздух, падал, лицом ударяясь в грязь.
Но поднимался, лицо, продирая, плача от злобы, но чаще смеясь.
Не было рядом того, кому верил, были далеко, кого я так ждал.
Жесткий экзамен судьба подвернула. Битым остался, хотя устоял.
Битая морда, душа искалечена, криком орет, и как язва болит.
Кажется долго, и кажется вечно то, что унижен, и то, что побит.
Муки бессонницы также терзают. Все восстает и бунтует во мне.
Сон не приходит, и явь исчезает. Словно все это явилось извне.
Вечные звезды и вечное солнце, а на земле бесконечна любовь.
31 пролетели, как птицы, и никогда не вернуться к нам вновь.
Как мимолетно, и как быстротечно, счастье, которое ждем невтерпеж.
Только страдания так бесконечны. Раны и язвы руками берешь.
Длинная, нудная, больна расплата. Миг полюбил, и всю жизнь отдаешь.
Мир, полный мерзости, грязи, разврата. Это тот мир, где сейчас ты живешь.
Очень хотелось любить и лелеять. Жаждал прожить, восторгаться и петь.
Но, чтобы в ценности эти поверить, видно, придется и грязь потерпеть.
Падаем в пропасть, кажется, вечно. Нету в ней дна, и летим в никуда.
Это паденье порой бесконечно. К смерти, позору летим навсегда.
Словно безмозглую чурку тупую, бросил себя я в теченье реки.
Выключил мозг, чтоб тащиться вслепую, тихо скуля и страдая с тоски.
Жду, когда выбросит злая судьба в мягкий песок или в жесткие камни.
Только б не видеть тот брег никогда, и позабыть, что хочу того сам я.
Очнулся Евгений от ласкового прикосновения Софийки.
— Папочка, ты плачешь? — спросила испуганно она, осторожно прикасаясь к слезинкам.
— Прости, милая, — Евгений прижался мокрой щекой к лицу ребенка, немного стыдясь своей слабости. — Чего-то вспомнилось грустное, вот и само всплакнулось. А ты думала, что взрослые дяди не умеют плакать? К сожалению, умеют, и даже не реже детей.
— Папа, я знаю, что очень скучаешь по своей жене и детях. Давай их заберем к себе. Зачем делать плохо всем?
— Да, Софийка, я сильно скучаю, и мы обязательно их заберем. Но плакал я из-за другого. Вспомнил давнюю историю.
— Давно-давно, когда меня еще не было?
— Не было. Но я тебе про нее обязательно расскажу. Потом. А сейчас давай посидим и погрустим немного. Мне так хорошо и радостно с тобой грустить и мультики смотреть.
— Ну, вот, — всхлипнула Софийка. — Теперь и у меня слезинка появилась. Совсем мы с тобой раскисли.
— Слушай, Софийка, а давай мы сейчас мороженое съедим, что вчера купили. Оно с шоколадом, с орешками. И у нас от него моментально настроение до максимума поднимется.
— А давай! — радостно взвизгнула Софийка и убежала на кухню, чтобы из холодильника принести этот генератор радости.
Шоколадное мороженое вернуло веселое настроение и отвлекло тот грустных воспоминаний. Да плевать на ту далекую продажную невесту. У него сейчас с ним самый замечательный и любимый ребенок, который преданно смотрит в глаза, верит каждому слову и жаждет сделать ради него все, чего папа ни попросит. Лучшего счастья и не нужно. Его и не бывает в природе.
16
Вася сегодня в день первых учебных полетов участвовал в разбивке старта. Наряд такой новый появился на время полетов и применялся лишь в летные дни. Под стартом подразумевалось выкладка из полотен буквы "Т" по направлению ветра, и по пять в две стороны разметка ворот для обозначения зоны взлета и посадки каждого вертолета. У каждого экипажа на летный день назначался свой вертолет и свои ворота. В случаях изменения направления ветра старт мгновенно менялся. Поэтому дежурная стартовая группа и обязана нести бдительную службу, чтобы по команде руководителя полетов в любую секунду сорваться со своей площадки и нестись в сторону КП (командного пункта) для смены старта.
Чем для Володи хорош такой факт, как попадание Васи в этот наряд, так это его отсутствие на момент выполнения полетов членами экипажа. Так-то сам по себе он не мешал своим присутствием. Сиди и смотри, как другие страдают и мучаются. Но случилось внезапно так, что после просыпания почему-то Володя не полностью вышел из образа Евгения. И от того на душе было кошмарно тоскливо, и слеза из одного глаза нахально вылезала наружу. Разумеется, Вася мгновенно после законного вопроса о причине плаксивого настроения, сам начал отвечать и строить всевозможные версии, чем лишь ухудшил Володино самочувствие.