Евангелие лжецов (ЛП)

И понял Иехуда во сне, что Иехошуа простил его. Но проснувшись — роса опустилась на него и на весь затихший сад с его друзьями — до него дошло, что ничто еще не закончилось, и от змея внутри него стало нехорошо, и захотелось ему вытошнить его наружу. Но звон оружия и щитов раздался на гребне холма, и стало слишком поздно.

Они не послали достаточное количество солдат, чтобы взяли их без сопротивления. Тридцать-сорок, не больше. В лагере Иехошуа было пятьсот человек, хотя большинство людей спало или находилось слишком далеко. У солдат были их мечи, а у людей — дубины, пращи с камнями и кухонные и охотничьи ножи.

«Вам его не взять!» прокричал Шимон и встал между Иехошуа и стражниками.

Ближайшие люди Иехошуа проснулись и были с ним в саду. Их было приблизительно столько же, сколько солдат. Многие из людей взялись за свое оружие, расставили ноги для упора и согнули колени для прыжка. Солдаты обнажили мечи.

«Отдайте его нам», сказал их предводитель грубым акцентом. «Его обвинили в измене. Он должен быть в суде».

Он кивнул головой двум своим помощникам, и те вышли вперед. Один из них схватил рукой Иехошуа. И тут все началось.

Один из друзей Иехошуа взмахнул дубиной и ударил ею солдата сбоку по лицу. Иехуда, перебравшийся назад, вспомнил слова Иехошуа: «Если ударят тебя по одной щеке, подставь ему другую для удара», и подумал: зачем они тогда сражаются? А они начали сражаться.

Солдат упал на землю. Шимон оттолкнул Иехошуа подальше за свою спину, а предводитель солдат рявкнул три слова своим людям, и те построились боевым порядком, держа перед собой щиты и лес лезвий. Два солдата взмахнули оружиями, и два человека у Иехошуа упали — один с рваной раной на шее, выплескивающей кровь, другой держась за бок.

Люди Иехошуа стали выглядеть озабоченными, но злость оставалась в них, и еще кто-то бросился вперед, размахивая и крича. Йеремиа выдернул на себя один из щитов и прыгнул в открытое место, ударив ножом лицо под шлемом, и, внезапно, кровь брызнула от лица солдата, и Йеремиа закричал, увидев отрубленное ухо. Оно шлепнулось ему в ладонь. Кусок хряща от недоваренного сустава. Он замахал им, закривившись улыбкой. Другой солдат сильно ударил его в живот щитом, и он упал на землю.

Они не смогли бы совладать с солдатами. Люди Иехошуа. Какие-то удары доходили до целей, но все больше их — пять, шесть — падало на землю. Со стороны все выглядело неловко, потому что солдаты пытались, как заметил Иехуда, не убивать, если это было возможно. Многих уложили на землю тяжелыми ударами щитов. Один из них, молодой человек неизвестный Иехуде, бросился в схватку, хотя был одет всего лишь в простыни. Два солдата схватили его за накидку, пытаясь бросить того на землю, но он выскользнул от них и убежал голым.

Разозлившись, солдаты вновь обратились к своим мечам, и еще больше людей упало бы на землю, если бы Иехуда не перекричал шум: «Нет! Придет больше солдат! Они сказали мне! Все мы погибнем, если не отдадим им Иехошуа».

И тогда они все поняли.

«Ты», сказал Маттисяху, «это был ты, кто привел солдат».

Потрясенные словами, они уставились на него.

Аа, подумал Иехуда, теперь мне не вернуться. К тому человеку, кем я был. Теперь они знают.

Ему пришлось пойти с солдатами, взявшими Иехошуа. Что же еще он мог сделать? Он не мог оставаться с другими учениками. Они бы разорвали его на куски.

Они шли до самого Храма. Была установленная форма для таких вещей. Сначала — слушание в суде Израиля, затем — правосудие от рук Рима.

Иехошуа молчал всю дорогу. Они не связывали его, не несли и не подталкивали остриями мечей.

У ворот Храма он схватил Иехуду за плечо и сказал очень мягко: «А теперь мы узнаем».

И сколько бы Иехуда не размышлял об этом, и сколько бы он ни понимал, что мир сна говорил с ним теми словами, он чувствовал себя уже каким угодно, но только не смелым.

Они увели его друга в черные ворота. Он решился было последовать за ним, но Каиафас, стоящий у двери, закачал головой. Только досюда и никак дальше. Его работа сделана.

Когда стал уходить он из Храма, старший среди левитов и самый добросердечный, вложил ему в руку кошель. Он покачал головой, а левит нахмурился и объяснил: «Ты же не можешь вернуться к своим друзьям. Пойди домой и используй. Купи землю и начни все заново. Забудь все, что произошло здесь. Ты сделал много хорошего, чтобы сохранились мир и спокойствие, и помни об этом».

Он размышлял о том, чем бы он занялся, если бы был свободным. И, внезапно, он стал еще свободнее, чем когда-либо был или предполагал. Что же такое свобода, в конце концов, если не то, что более никто не пытается ограничить нас?

Он купил на рынке острое лезвие, каковым бреются римляне, горшок доброго овечьего жира и ведро. И пошел он на север от города, пока не добрался до знакомого ему места под тенью трех фиг с быстрым ручьем ледяной воды.