Это всегда был он

Закрываю глаза, слезы увлажняют ресницы. Это обида. Это злость и сожаления. Желание большего и мечты из сахарного стекла, разбив которое тоже можно пораниться. Я сейчас даже не могу вспомнить… когда именно Морев меня отравил? Когда стал тем человеком, без которого я не хочу представлять следующий день? Но как бы там ни было, как бы плохо и беспомощно я себя сейчас ни чувствовала, пути назад нет. Он мне не нужен, я не хочу возвращаться. И это абсурд! Мазохизм! Но по-другому не получается.

И снова вибрация ударяет в ладонь. Уже собираюсь отклонить и этот звонок, но, как только замечаю имя, решительно нажимаю на зеленую кнопку. Вот кто точно сможет понять меня, и ведь даже не придется вдаваться в детали. Я храню ее секрет, а значит, и она сможет сохранить мой.

– Стю, привет! – слышу звонкий голос Ани, но все же в нем можно уловить нотки тихой паники. – Ты занята?

– Вообще нет.

– Могу я воспользоваться твоей ванной?

– Без проблем. Я дома.

– Слышу, настроение и у тебя не очень. Если что, я могу перезвонить поз…

– Ань, все нормально. Я буду только рада увидеться.

– У тебя есть лед? – спрашивает она, отбросив напускное веселье.

– М-м-м… вроде да.

– Отлично. Скоро буду.

Аня подталкивает мне стакан, кубики льда покачиваются у поверхности шипящей колы. Кухня погружена в печальное молчание, горит ароматическая свеча. Касаюсь пальцами холодного стекла и делаю пару внушительных глотков, поморщившись от непривычного вкуса с легкой горчинкой. Аня без лишних эмоций осушает свой стакан наполовину и возвращает его на стол с громким стуком, точно ковбой в баре на Диком Западе. На ее лице почти нет косметики, волосы собраны в низкий скромный хвост. Зеленые глаза потускнели, губы искусаны.

– Ну как? Вкусно? – спрашивает она, слабо ухмыльнувшись.

– Нормально, – отвечаю я, чувствуя жар в груди и легкое головокружение.

– Я же говорила… когда болит душа, помогает только яд.

– Похоже на то.

Делаем еще по несколько глотков, мои руки и ноги становятся немного ватными, но это не пугает. Я дома, рядом подруга, которой можно доверять, а коктейль на вкус действительно неплох. Аня открывает окно, достает пачку сигарет и вопросительно смотрит на меня, как бы спрашивая разрешения. Одобрительно киваю и хватаю пальцами шоколадную конфету из блестящей коробки. Орехи хрустят на зубах, в нос бьет запах сигаретного дыма и холодной земли.

– Кто начнет? – Аня выдыхает в окно серый дым.

– Давай ты.

– Запросто! Это недолго! Он меня бросил. Ему это больше не нужно, и я не нужна, – голос Ани дрожит, как и оранжевый огонек между ее пальцев. – Все закончилось именно так, как я больше всего боялась.

– Аня, мне… мне жаль.

– Мне тоже. Год, Стю. Целый год! Я так старалась. Правда! Думала, что спасу его, вылечу, приручу, но ни фига. Он просто нашел себе новую, а меня выбросил.

– Новую?

– Ну конечно! – В ее хриплом смехе чувствуется что-то нездоровое. – Зачем еще отказываться от таких удобств? Прихожу, когда зовет. Делаю, что скажет. Не задаю лишних вопросов, ничего не требую, кроме крошек ночного внимания. Я отказалась от всех принципов, гнулась так хорошо, что аж противно. Только полюбить меня он так и не смог.

Сочувствие разъедает грудь кислотой. Ничего ужаснее я не слышала, но и чем помочь, не знаю. Поднимаюсь на ноги, ухватившись за край стола, и приношу Ане блюдце, наполненное водой. Она тушит сигарету и нервными рывками стирает слезы со щек:

– Я уже устала плакать. Саму от себя тошнит. Лекс больше недели на связь не выходил. Прикинь? Просто игнорировал, словно я вообще для него никто. И вроде бы чушь, да? Ну что стоит написать хоть пару слов? Сколько времени на это нужно? Минута? Три? И сегодня мое желание сбылось – он написал, ровно два слова. Именно столько, похоже, я заслужила.

Мое внимание заостряется, в паутину мыслей попадает еще одна. Кого-то мне это напоминает. Неделя молчания, секретность, отстраненность, а после прощание без объяснений и причин. Этот Лекс такой же, как Мор, настоящий… дыхание перехватывает, гневные эпитеты развеиваются. Лекс, вероятно, сокращение от Алекс, а Алекс – сокращение от… Александр? Встряхиваю головой. Нет, это же бред. Аня не может говорить о Мореве. Полнейшая чушь!

– Что он написал? – глухо спрашиваю я.

– «Это все», – мрачно произносит она, и мои плечи покрываются мурашками.

Хватаюсь за стакан, в висках пульсирует напряжение. Просто кошмар. Не отношения, а пытка. Я слышала много сложных и трагичных историй о любви, но все они были где-то далеко, а сейчас передо мной живой пример не просто разбитого сердца, а жестоко растоптанного.

– Какой же он… – Кривлю губы и запиваю желчь, подкатившую к горлу.

– Козел? – Аня снова заливается болезненным смехом. – Да, Стю, еще какой. И я об этом знала. Знала с самого начала, и все равно верила, что мы… что он…

– Аня, – ласково зову я, – ты не…