Это всегда был он

Аня открывает глаза и слабо усмехается, стирая слезы с лица:

– Ты снова меня поймала. Признавайся, у тебя есть какой-то радар на несчастных?

– Ты плохо прячешься, – неловко улыбаюсь я.

– Вообще-то я ждала дождя, чтобы скрыть в нем свои слезы, но он что-то опаздывает. Пришлось начинать без него.

Шутка забавная, но трещины боли на лице Ани и неукротимая печаль в зеленых глазах не позволяют оценить ее по достоинству. Сердце сжимается от сочувствия, и я подхожу ближе к скамейке:

– Ань, я… я могу чем-то помочь?

– Вряд ли.

Раскат грома сотрясает небо, вокруг слышатся тихие хлопки падающих капель. Предусмотрительные прохожие раскрывают зонты, а те, кто не слушает синоптиков, прикрывают головы чем попало и ускоряют шаг. Нервно покусываю нижнюю губу, поглядывая в сторону дома. Я не знаю, что именно так расстроило Аню, но знаю, что в такие моменты нет ничего важнее человеческого тепла. Одиночество для боли, как ветер для пламени, может потушить или, наоборот, разжечь.

– Ты правда собираешься сидеть здесь? – спрашиваю я, получая щелчок по носу от крупной холодной капли.

– Ага, мне надоело рыдать в туалете. Там плохо пахнет, никакой романтической атмосферы, – продолжает шутить Аня, и я искренне восхищаюсь ее стойкостью. Только очень сильные люди могут признать свою слабость, не делая из нее катастрофы.

Переминаюсь с ноги на ногу, но никак не могу заставить себя уйти.

– Эм-м-м… – задумчиво тяну я. – А у тебя сегодня еще есть пары?

– Да, через полтора часа лекция по теормеху. Не волнуйся, Стю, я большая девочка. Сейчас немного проревусь, и все будет в порядке.

Нет, не будет. Но если она действительно хочет выпустить пар, то лучше это сделать там, где нет лишних глаз, а еще тепло и сухо.

– А хочешь у меня на кухне пореветь? Я зажгу для тебя ароматическую свечу, включу грустную музыку. Обещаю, никто об этом не узнает.

– О-о-о… – Аня умиленно вытягивает губы, и ее глаза вновь наливаются слезами. – Спасибо, но это как-то неудобно. Не хочу тебя напрягать.

В ее ответе нет четкого отказа, одна неловкость, которую Аня старается спрятать. Закидываю сумку на плечо, сооружаю одной ладонью козырек, а второй хватаю Аню за предплечье, заставляя подняться:

– Неудобно тебе будет в мокрой одежде лекцию записывать. Идем, здесь недалеко. И мне совсем не напряжно.

Веду Аню за собой, она не сопротивляется и больше ничего не говорит. Дождь через пару секунд превращается в ливень, и нам приходится перейти на бег, но как бы мы ни старались, в квартиру входим все равно промокшие до нитки.

– Вот это полил, – сдавленно хихикает Аня.

– Ага, – хмыкаю я, закрывая замок на двери, и оборачиваюсь.

Аня топчется на коврике, обняв себя за плечи, и я чувствую неловкость оттого, что почти силой притащила ее к себе. А с другой стороны… не могла же я правда оставить ее одну там под дождем.

– Дома никого, проходи, не стесняйся. Я сейчас дам тебе полотенце и что-нибудь сухое переодеться.

– Настя… – произносит Аня, но замолкает и прикрывает глаза, качая головой. – Спасибо. Правда. Я даже не…

– Все хорошо, – приговариваю нежно, касаясь ее плеча. – Если когда-нибудь ты поймаешь меня в слезах, то я буду надеяться на ответную услугу. Идет?

Аня кивает и тихо шмыгает носом, давая понять, что все-таки я поступила правильно. Вручив ей полотенце и теплые пижамные штаны, указываю на дверь ванной, а сама, быстро переодевшись, ухожу на кухню, чтобы выполнить обещание. Зажигаю свечу с запахом ванили и корицы, которую мама подарила мне в честь переезда, и завариваю чай, добавив в него побольше меда. Погода за окном бушует, кривые струйки сбегают по стеклу. Пытаюсь представить парня, грустно глядящего в окно и украдкой стирающего слезы, но образ кажется настолько нереалистичным, что даже смешно. Неужели страдать – это женская доля? А может быть, парни просто делают это по-другому? Влезают в драки, грубят всем подряд, напиваются. Это их способ? Уж лучше бы плакали.

За спиной слышатся шаги, и я разворачиваюсь, натянув на лицо добродушную улыбку. Аня распустила волосы, и теперь они крупными кольцами обрамляют ее лицо, нос немного покраснел, веки опухли. Она подходит к столу, кладет на него телефон и садится на стул, поджав ноги.

– Теперь ты будешь думать, что я сопливая размазня, – досадливо говорит она.

– Я так не думаю. – Ставлю перед ней чашку с чаем. – Если что, я буду…

– Нет, не уходи!

– Но ты ведь хотела…

– А уже все, – Аня беспечно пожимает плечами. – В твоей ванной пахнет лучше, чем в университетском туалете. Отличное место.

– Приятно слышать, – смеюсь я и наливаю еще одну чашку чая.

Несколько минут мы сидим в молчании, погруженные каждая в свои мысли, и это, как ни странно, даже по-родному уютно. Словно мы знакомы очень и очень давно. Горячий чай согревает горло и, хочется верить, что немного еще и душу.

Аня ерзает на стуле, поглядывая на загорающийся экран телефона, и недовольно кривится, смахивая пальцем оповещение.