Это всё так ненавижу, это всё я так люблю

Белоснежные птицы, взмахивая крыльями, как при замедленной съёмке, стали подниматься в небо… Логан улыбался и вдруг заметил, что Элизабет не фотографирует их, а смотрит куда-то вдаль… Лицо девушки при этом исказилось, словно в кривом зеркале, камера стала падать из рук, а рот раскрылся для крика…

Рыжик вскочил на стол, уставленный разноцветными тарелками, всевозможными мисочками и разнокалиберными стаканами – Наташа пекла «шарлотку». Она прикрикнула на обнаглевшего кота, Рыжик с недовольным мяуканьем спрыгнул на пол.

– Это что за поведение такое? – облизывая ложку, ругалась хозяйка.

Шотландский красавец сидел на полу, задрав голову, и не сводил с Наташи огромных, как у филина, глаз, – будто гипнотизировал. «Ну зачем ты ругаешься! Я же хороший! Всё равно ты угостишь меня кусочком пирога!» – говорил кот взглядом. Наташа потянула носом – пирог начинал пропекаться. Пахло летом, деревней, прямо как дома у бабушки. Наташа помнила, что бабушка, маленькая, светленькая, всегда пекла к её, Наташиному приезду, всевозможные пироги – с капустой, с мясом, со сгущёнкой, с щавелем… Пироги бабушка ссыпала в ведро и накрывала вафельным полотенцем – чтобы «отошли». «До ужина пироги не трогать», – скажет бабушка. Скажет так и отвернётся, чтобы не заметить, как внучка стащит самый румяный. Пирожки у бабушки были особенные – не как у всех. Сколько народу спрашивало у неё рецепт, никому бабушка Нина не отказывала, но таких – воздушных, сытных ни у кого так и не получалось. Когда Наташа подросла, стала допытываться: «Баб, расскажи, как ты их печёшь?», – старушка улыбалась и говорила: «Главное, готовить с душой, и всё делать по рецепту!». Наташу такой ответ не устраивал… Но дед однажды раскрыл секрет – привёл Наташу к кухонной двери и сказал: «Смотри!». Наташа сквозь стеклянную дверь во все глаза уставилась на бабушку – та разговаривала с тестом. Дед, увидев Наташино лицо, рассмеялся: «Я сам, когда первый раз заметил, думал – с ума твоя бабушка сошла. Захожу на кухню, а она тесту сказки рассказывает. Говорит, все у них в роду так пироги готовят, так что учись!». Наташа спросила потом у бабушки:

– А о чём ты с тестом разговариваешь?

– А я с ним не только разговариваю, я ему и песни пою! – ответила бабушка, смеясь. – Так пироги вкуснее получаются. – Ты попробуй что-нибудь с песней приготовить, увидишь, что так оно лучше!

Наташа иногда пела, когда готовила, если было настроение и силы. Вообще на кухне она проводила много времени: варила еду, смотрела сериалы по маленькому блымкающему телевизору, который от старости путал цвета. «Дикая Роза» была пунцовой, иногда даже помидорно-красной, листва деревьев – синей, но так было даже интересней, как-то фантастичней, что ли… Больше всего Наташа обожала, когда телевизор перемешивал каналы: показывает «Первый», а звук слышится с «MTV». Солидный мужчина в пиджаке и галстуке пел: «Я устал, хочу любви», рекламный малыш в памперсах голосом известного ви-джея вещал что-то о новой коллекции Киры Пластининой… Кухня была Наташиной колыбелью и защитой от ураганов. Когда-то, будучи ещё юной, наивной, романтичной невестой Валеры Басова, Наташа мечтала об огромном шикарном доме где-нибудь на морском побережье… Дом обязательно должен быть просторным, со множеством комнат с белыми стенами, чтобы в распахнутые окна влетал прохладный ветер и бродил по комнатам, ворошил бумаги на Наташином письменном столе, касался портрета Цветаевой, что открыто улыбалась из деревянной рамки на стене, холодил бы Наташины босые ступни… Валера бы ругался на неё, подхватывал на руки, не давая ступить на холодный паркет… Потом, сидя на общежитской кухне, глядя, как Валерка засыпает в кастрюлю пельмени, смешно прижав локти к бокам, чтобы не задеть других обитателей общаги, Наташа рисовала в воображении уютную трёхкомнатную квартиру – чтобы и кабинет с дубовым письменным комодом для Валериных чертежей, и гостиная – с телевизором во всю стену, и спальня с кроватью под пологом… Домик на берегу моря поблёк в воображении, залёг на дно, затерялся где-то в недрах сознания… А квартира… Вот она, квартира. И комод есть, и кровать с альковом… кухня… По вечерам Наташа ждала здесь мужа, сидела, не зажигая свет, пила пахнущий загадочным Востоком кофе и смотрела в окно… Окна выходили на город, который весь блистал как какой-нибудь Манхеттен. Валера открывал дверь своим ключом, ставил на пол кожаный портфель, как у всех инженеров в советских фильмах, снимал куртку и проходил на кухню. Он обнимал её и они долго молчали, чтобы не спугнуть тёплую домашнюю тишину. Потом, будто очнувшись ото сна, кто-нибудь из них высвобождался из объятий второго и включал свет. Они во второй за вечер раз говорили друг другу привет, будто давно не виделись, Наташа грела ужин… Так было всегда – она ждала его с работы, и оба они хотели, чтобы ничего не менялось… Наташа посмотрела на часы – до прихода мужа оставался час. Она поставила «шарлотку» в шкаф, Рыжик проводил лакомое блюдо душераздирающим взглядом и непонимающе уставился на хозяйку. А я? А мне?..