Это не моя жизнь

Будучи близко от объекта наблюдений, призрак смог, наконец, рассмотреть «свёртки» купюр. По самым скромным прикидкам, Аркадий своровал не меньше сорока тысяч рублей. В ценах тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года это равнялось целому состоянию!

Прерванный полёт

– Ольк, представляешь, он согласен, согласен! А я волновалась, неврастеничкой даже стала! Всё никак не могла спросить, смелости не хватало. Потеряла сон, начала орать на Глебку. Ну, не дура ли? Он-то в чём виноват, правда? Сыночка мой… Напридумывала себе чёрт знает что.! А он сегодня сам спросил… Представляешь?!

– Кто спросил? – она с трудом дождалась паузы в словесном потоке подруги. – Кто, Инк, кто согласен-то?

– Бронислав, конечно же! – вытаращила глаза подруга. – Так его зовут. Ну, я тебе про него рассказывала. Не мужик, а мечта. И хотя шестисотого «мерина» не имеет, всего лишь на «фокусе» по городу колесит, но мужик, я тебе скажу… Ой, мужи-ик!

– Любит тебя? Признавался хоть в любви-то?

– Говорит, искал всю жизнь, – подруга сжала кулачки и зажмурилась. – Мечтал о такой женщине, представляешь? Поверить не могу!

– А согласен на что? – рассеянно поинтересовалась Ольга, смешивая в чашке мороженое с джемом.

Они сидели после работы с Инной Вараксиной в летнем кафе и «отмечали» конец рабочей недели. Подругами их можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, так: коллеги по работе. Главной целью последних месяцев «коллеги» было – найти мужа себе и отца её восьмилетнему сыну Глебу. Кажется, удача ей, наконец, улыбнулась… Инна болтала без умолку уже минут двадцать!

Всё это время в голове у Ольги плавала одна мысль: где Аркадий? Сколько бы они ни ссорились раньше, он всегда возвращался. Неужели это начало одиночества? С долгими противными вечерами, прерывистым сном по ночам? Есть ещё Савелий, но…

Сын, проснувшись вчера вскоре после того, как, поражённая увиденным, мать на цыпочках покинула его комнату, первым делом спросил, что она делала там, пока он спал. Он уловил что-то свидетельствовавшее о «вторжении». Что именно – так и останется для Ольги загадкой. Она сбивчиво объяснила, что искала кухонное полотенце, которое Савелий частенько уносил в комнату. Удовлетворило подобное объяснение сына или нет, она так и не поняла…

– Конечно, усыновить Глебку, неужели не ясно?! – обидчивая интонация подруги рассыпала её мысли, словно штормовая волна – домик из песка на берегу. – Я тебе битый час об этом толкую!

– Вот видишь, всё складывается наилучшим образом, – натянуто улыбнулась Ольга. – А ты волновалась.

– Волновалась… Это ещё мягко сказано! Я места себе не находила!

«Вот у тебя всё замечательно, не то, что у меня…»

Мысли потекли прежним руслом.

Семья для неё всегда была чем-то святым, непоколебимым. Как крест, который необходимо тащить во что бы то ни стало. Счастливый брак или нет – неважно, вперёд и с песней. Можно не с песней, с молитвой, например. Правда, в последнее время чаще задумывалась о «другой стороне медали», смотрела под иным ракурсом. Мысли сами лезут в голову. Независимо от неё…

Сомнения в том, что Аркадий изменял, отпали давно. Отсохли, как цветок на подоконнике, когда его перестают поливать. Любящая женщина подобные перемены чувствует сразу. И дело даже не в банкирше, хотя она и не выходила из головы. Самое парадоксальное было то, что не злость, не обида на супруга душили Ольгу долгие месяцы отчуждения. Она пыталась понять, как муж может ложиться в постель с другой женщиной? Ольга не могла себя представить под одним одеялом с тем же Павлом, к примеру. Да вообще, ни с кем. Она пыталась, честно, пыталась представить… – и не могла.

– У него двухкомнатная на Парковом, завтра приглашал. Как считаешь, стоит сразу пойти или ещё поломаться? Так, для виду…

Ольга «включилась» в ситуацию, обнаружив, что с Инной они медленно идут по Большевистской в сторону «Колизея». Она автоматически поддерживает разговор, односложно отвечая на вопросы подруги, думая о своём.

– Придумай какую-нибудь уважительную причину и отмени этот поход в самый последний момент, – с нотками нравоучения посоветовала. – Думаю, он не обидится. Если настоящий мужик, разумеется.

– Ой, мамочки! – неожиданно вскрикнула Инна, схватив Ольгу за плечо. – Глянь Ольк, что творится! Господи, боже!..

Рядом послышался истошный женский визг, затем по нарастающей оглушительный скрежет металла, лязг и грохот. Повернув голову в сторону источников звуков, Ольга ойкнула и приложила ладонь к губам. Глаза округлились сами собой.

По Комсомольскому проспекту – сверху – мчался автобус, двигая перед собой покорёженную иномарку. По всей вероятности, у него отказали тормоза. Расталкивая в стороны машины, как ледокол плывущие по реке льдины, автобус надрывно сигналил.

Грохот стоял такой, что на балконы повыскакивали жители ближайших домов.

«Ледокол» плыл к ЦУМу, будучи не в силах соблюдать какие-либо правила движения.

Переходящий улицу на зелёный свет пешеход с трудом – за долю секунды до собственной гибели – успел «сойти» с «траектории движения» обезумевшего «судна».