Читаем Это было в Краснодоне полностью

Через полчаса подвода увозила из Краснодона в Ровеньки ещё трёх оставшихся в живых молодо- гвардейцев.

Описав картину казни молодогвардейцев, Подтынный умолк.

— Вы не рассказали ещё о последних днях перед бегством из Краснодона, — напомнил следователь. — Какое задание выполняли вы в это время?

Подтынный испытующе взглянул на следователя и снова опустил голову.

— Я не знаю, что вы имеете в виду…

— Я имею в виду последнее ваше преступление, совершённое в Краснодоне, — твёрдо сказал следователь.

После некоторого раздумья Подтынный нехотя заговорил:

— Когда жандармерия стала готовиться к отступлению, Соликовский убежал из города, возложив свои обязанности на меня. Так я стал начальником полиции. Это было уже в самые последние дни…

<p><strong>13. В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ</strong></p>

Укутавшись в овчинный тулуп, Подтынный дремал. Кони лениво позвякивали постромками, из ноздрей их валил густой пар, оседая инеем на мохнатых спинах.

Под утро мороз усилился. Холод все настойчивее пробирался под шубу. Подтынный долго ёжился, пробовал с головой забраться под тулуп, наконец не выдержал, соскочил с подводы.

— Попридержи коней, — приказал кучеру, — разомнусь маленько…

Ухватившись за облучок, он широким шагом зашагал по заснеженной дороге. На подводе, зарывшись головами в ворох гнилой соломы, скорчившись и тесно прижавшись друг к другу, лежали три подростка. Кусок рваной рогожи едва прикрывал их почти голые тела. Из–под рогожи выглядывали чьи–то босые ноги с неестественно побелевшими ступнями. «Обморожены», — отметил про себя Подтынный и встревоженно крикнул кучеру:

— А ну, стой!

Полицай натянул вожжи, сдерживая разгорячённых лошадей. Подтынный сдёрнул рогожу. Подростки зашевелились, ещё теснее прижались друг к другу.

— Живы, — удовлетворённо проговорил Подтынный и снова приказал кучеру: — Трогай!

У самых Ровеньков Подтынный увидел странное зрелище. Длинная цепочка людей, растянувшись поперёк огромного лётного поля военного аэродрома, деревянными лопатами расчищала снег. В нескольких шагах позади неё шла вторая цепочка — полуголые, раздетые до пояса люди пиджаками, куртками, рубахами подметали площадку, сгребая остатки снега на обочину. Их сопровождала плотная шеренга вооружённых жандармов и полицаев.

Посреди лётного поля носился на кауром жеребце всадник в немецкой офицерской шинели и казачьей кубанке. Из–под кубанки выбивались огненно–рыжие вихры. Сурово покрикивая, всадник наезжал на людей, заставляя их шарахаться в сторону, стегал их плетью.

Лицо рыжего показалось Подтынному знакомым. Он подошёл поближе, остановился всматриваясь. Всадник тотчас подскочил к нему, грозно насупившись, замахнулся плетью. Неожиданно лицо его расплылось в улыбке, он удивлённо хлопнул по колену.

— О, Подтынный! Какими ветрами? Из Краснодона, что ли? — И, не дожидаясь ответа, хвастливо кивнул головой назад: — Здорово придумал, а? Понимаешь, приказано немедленно расчистить аэродром, а метёлки — ни одной! Вот выгнал своих арестованных… Прикажу — языком все вылижут, сволочи! У меня в полиции порядок железный — пикнуть не дам!

«У меня в полиции»! Так это и есть тот самый господин Орлов, которому Подтынный должен передать арестованных! Ну, конечно, теперь он его узнал. Орлов, Иван Орлов, бывший деникинский есаул, отсидевший потом десять лет за воровство. Перед войной он работал забойщиком на десятой шахте, а когда пришли оккупанты, устроился в краснодонскую полицию. Там и познакомился с ним Подтынный. Правда, знакомство было мимолётным — Орлов скоро исчез из Краснодона. А теперь, оказывается, он уже выбился в начальники полиции!..

Подтынный обрадованно протянул руку Орлову, как старому знакомому.

— А я как раз к вам, — он небрежным жестом указал на подводу, — везу вот троих. Из «Молодой гвардии»…

— Обожди чуток, вместе поедем. Замёрз я тут… — Приподнявшись в седле, Орлов повернулся назад, крикнул:

— Перепечаенко! Остаёшься тут за меня. — И, выбравшись на дорогу, поехал мерным шагом позади подводы рядом с Подтынным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги