На какой–то миг Подтынный потерял сознание. Придя в себя, он услышал в углу глухие удары, поднялся, чиркнул спичкой — двое жандармов сидели верхом на спине Анатолия, третий скручивал ему руки верёвкой.
Только теперь Подтынный вспомнил: он уже встречался с этим парнем. Летом, возле памятника Борцам революции. Это за его плечо держалась тогда-Ульяна Громова, с открытым презрением и ненавистью глядя на Подтынного.
Вспомнив об Ульяне, Подтынный решил, что теперь он рассчитается с нею за все.
Громовой в списке не было, но Подтынного это не смущало. Когда жандармы кинули в сани избитого, связанного по рукам и ногам Анатолия Попова, он приказал кучеру:
— К Громовым!
До самого рассвета рыскал Подтынный по посёлку. В эту ночь были взяты почти все члены первомайской группы. Жандармы арестовали Бориса Главана, Майю Пегливанову, Сашу Дубровину, Геннадия Лукашова, Нину Минаеву, Владимира Рагозина, Ангелину Самошину, Нину Герасимову…
Захарову повезло меньше. Многим из названных Почепцовым членам «Молодой гвардии» в эту ночь удалось уйти от ареста. Жандармы не застали дома Серёжу Тюленина: за несколько часов до их прихода он убежал вместе со своими друзьями — Стёпой Сафоновым, Валей Борц, Радиком Юркиным. Укрылись у своих знакомых в близлежащих сёлах Иван Туркенич, Олег Кошевой, Василий Левашов, Анатолий Лопухов, Нина и Оля Иванцовы, Георгий Арутюнянц, Анатолий Ковалёв, Миша Григорьев. Не было в ту ночь в городе и Любы Шевцовой: накануне она срочно выехала в Ворошиловград.
…А тот, кто из трусости, из боязни за свою шкуру продал врагам своих товарищей, в это самое время, скорчившись, сидел рядом с преданным им же бывшим своим другом и, тихо всхлипывая, глотал горько–солёные слезы.
…Утром в камеру просунулась лохматая голова полицая.
— Почепцов! Выходи…
Димка встрепенулся, пригнув к себе голову Почепцова, зашептал ободряюще:
— Держись, Генка! На допрос, наверное, зовут. Бить будут — ни в чем не сознавайся! Помни клятву!
Вобрав голову в плечи, Почепцов, согнувшись, неверными шагами направился к выходу. Димка сочувствующе смотрел ему вслед и сокрушённо вздыхал: «Эх, жаль Генку!» Он так и не узнал, что бывший друг его оказался предателем.
А Почепцов, войдя в кабинет Соликовского, сразу забыл о всех кошмарах, которые терзали его ночью. Он посмотрел на груду плетей, сваленных на письменном столе, и по спине его прошёл холодок.
Откуда–то издалека донёсся до него голос Соликовского:
— Ну, как спалось? Теперь можешь идти домой спокойно. Дружки твои от нас не вырвутся!
Потом кто–то спросил Почепцова, о чем говорил в камере его сосед Демьян Фомин, Почепцов поспешно передал все, что услышал от своего бывшего Друга…
— Эх, рано тебя выпускаем, — пропел тот же гнусавый голос. — Подержать бы его ещё дней пяток в камерах, он бы нам помог…
— Ладно, без него управимся, — прогудел бас Соликовского. — Иди, Почепцов…
Шатаясь как пьяный, Почепцов вышел из серого барака…
10. ДОПРОСЫ
Ещё только проглянули первые лучи неяркого зимнего солнца, а Соликовский уже был на ногах. Он спешил в жандармерию. Ему не терпелось порадовать своего шефа потрясающей вестью: неуловимая «Молодая гвардия», причинившая столько беспокойства оккупационным властям, взбудоражившая всю окружную жандармерию, наконец–то раскрыта!
Зонса Соликовский встретил на улице и ещё издали закричал, взмахнув в воздухе списком арестованных ночью молодогвардейцев:
— Сидят, сидят, голубчики! Всех накрыли! Теперь они у меня попляшут! С живых три шкуры спущу! Я им теперь покажу, как бунтовать!
От возбуждения Соликовский даже забыл поприветствовать своего шефа, как полагалось по форме. Но Зонс простил ему эту вольность. Весть об аресте членов «Молодой гвардии» его тоже взволновала. Коротко расспросив Соликовского о подробностях вчерашней ночи, он приказал ему: