Эстонские повести

Чем может заниматься мужик в ясный божий день на верхушке дерева? Чтобы не озираться опасливо по сторонам и не отвечать на расспросы — да в своем ли ты уме, Пауль, а в насмешку еще и «бог в помощь» скажут, — ничего не останется, как спуститься вниз и перевести разговор на другое: невозможно ведь беседовать, когда один на верхотуре, а другой — на земле.

Настоящие-то мужики на дерево лезут, чтоб на гармошке там сыграть. Вот как Юссь, бывало. Давно это было, говорят, дерево, на котором он играл, и по сей день стоит, только вот наверняка никто указать не может тот дуб, где Юссь сидел. Вокруг дуба выросли новые деревья, теперь никому и в голову не придет на дуб карабкаться и музыку наигрывать — все кругом настолько заросло, что тем, кто послушать захочет, и встать-то негде будет. Во времена Юсся здесь поляна была, этот лес тут позднее поднялся. Если так объяснить, то рассказы о Юссе могут и за правду сойти. Молва-то о нем идет, и в нее охотно верят. Уж играть, так с размахом, откуда-нибудь сверху, словно с облака, чтобы никто не мешал, никто не разглядел твою приподнятость поначалу и усталость в конце, когда душа еще летит и поет, а тело изнемогает и хочется играть только для себя, да так, чтобы птицы смолкли, а земля и лес отзывались громким эхом. И все сбегутся послушать и поймут, почему игрок сидит на вершине дерева, на помосте, сколоченном из досок, таком же, как сейчас у него. Давно это было, и люди другие были, никто уж и не при помнит, зачем Юссь на дереве устраивался музыку играть. А ведь все это происходило здесь неподалеку, и будь у меня охота, я мог бы забраться повыше и увидеть крону того самого дуба с одиноко торчащей среди зелени засохшей суковатой веткой. Иногда на этом суку ястреб сидит: то ли отдыхает, то ли сторожит кого.

Нет нужды выше карабкаться, мне и здесь хорошо. Неужели я только для того старался, доски сколачивал и лестницу надставлял, чтобы увидеть уже виденное, что само по себе давно существует и находится всегда на своем месте? Нет, не для того я старался. Всего все равно не увидишь. И счастливее от этого не станешь. Что есть, то есть. И что мне хочется увидеть, то я отсюда и увижу.

Километрах в пяти к югу отсюда я вижу такую же надставленную лестницу и полуразвалившийся помост — точно такой же, как мой теперешний наблюдательный пункт. Э-э, нет, наблюдательный пункт там, а у меня здесь рабочее место, надежно и тщательно приготовленная площадочка, чтобы сподручнее было пилой орудовать — ветки так и падают вниз. Только вся беда в том, что место-то готово, а вот приниматься за работу настроения нет. Куда охотнее оттопал бы я эти пять километров и, задрав под сосной голову, посмотрел вверх — стоишь ли ты еще, держишься ли, или раскидало ветрами и штормами эти доски, а лестничные перекладины прогнили от дождя и даже мальчишки не осмеливаются ступить на них, — и, всматриваясь в сторону моря, скомандовать сверху: «Две лодки на берегу! Огонь!» А внизу, там, где когда-то были окопы, буйно разрослась крапива, и в пулеметных гнездах до сих пор шуршат на ветру засохшие можжевеловые стволы. Как это еще никто не догадался к ним спичку поднести. В сухую погоду да на ветру эти укрепления мигом бы заполыхали. Видать, было у людей время эти ямы копать, а по брустверу ветками маскировать. Все так ладненько устроено, что ни у кого не возникает желания разрушить эти щели, задуманные для спасения души. Всякому, будь то скотница или рыбак, становится не по себе среди окопов — поди знай, что там в половодье может всплыть. Было время, валялись там и винтовки и пострашнее оружие. Не один мальчишка возвращался оттуда с кишками навыворот.

Стоят без дела залитые водой бункеры и землянки. Не будь у людей этого жуткого чувства страха — в бункерах при желании можно было бы и картофель хранить. Так и останутся они заброшенными, побережье зарастет лесом, и мальчишки будут когда-нибудь ломать голову: зачем такие мощные укрепления построены в самой чаще.

Не лучше ли уничтожить эти следы прошлого, разровнять берег бульдозерами, деревья, где были наблюдательные посты, спилить, а в бункеры набить динамиту? Или кое-что посолиднее, динамитом их не возьмешь — ведь эти крепости были рассчитаны на тысячелетия. Тогда не станут ребятишки, затаив от восторга дыхание, лазить под землей. Время, только оно делает свое дело. В один прекрасный день в дерево, на котором веселился Юссь, ударит молния, а на другой раз подпалит сосну, где подмостки сохранились. Говорят, крохали устроили там себе гнездо, но мальчишки, как это среди них водится, разорили его.