Есть такой фронт

— Не для того я приехал к вам, чтобы удирать, — сказал Дудник, — однако я не хотел бы здесь долго задерживаться. Пока это единственное мое желание.

— Постараемся его исполнить, а теперь иди с ним. Гнида, гляди в оба!..

Комната по другую сторону сеней была тоже маленькая, как и та, из которой его только что вывели, — чисто побеленные стены, два перекошенных от времени окошка. Ни стола, ни стульев. Лишь в углу деревянная, покрытая сеном кровать. От стен веет запустением и морозом, наверное, отапливается не часто…

Михаил Семенович зябко пожал плечами и сказал:

— В этом подвале мне жить? В этой холодине?

— Благодари бога, что не в снегу, — ответил Гнида и поспешно, как-то виновато добавил: — Сейчас принесу дров, натоплю.

Гнида действительно вышел, и Дудник видел в замерзшее окно, как он, придерживая рукой автомат, побрел по глубоким сугробам в лес. Шел тяжело, будто нес на плечах тяжесть, так, как ходят крестьяне, уставшие от нелегкой своей работы. «Кто он — горемыка, оторванный от земли, или кулачий сынок, которому нужна Украина с панами, с кнутом и палкой? Одурманенный «вождями» или сам из тех, кто распространяет вокруг этот человеконенавистнический угар?.. Кто он?..»

Но, как ни удивительно, не почувствовал к нему неприязни, скорее увидел в этом угловатом, неповоротливом «боевике» обиженного человека. Пусть не сейчас, не сегодня, думал Дудник, но настанет такой день, когда этот блудный сын поймет, что он ошибался, и пойдет праведным, честным путем. Поймет… Он и разговаривает как-то виновато — так, словно что-то скрывает… Это точно!

Михаил Семенович отвернулся от окна и от неожиданности застыл: на стене возле печи темнело большое пятно крови. Кто-то пытался его соскоблить, но оно так и осталось темным пятном. Вокруг пятна были рассеяны небольшие, тоже темные, кровавые пятнышки. Чья жизнь оборвалась в этой крестьянской хате? Какими были те последние слова, те невинные вопли? Где-то же они есть, они не могли исчезнуть бесследно, они впитались в стены, в окна, в двери, чтобы, когда придут сюда люди, их услышали — и отомстили.

Дудник почувствовал, что под шляпой зашевелились волосы, потому что в хате вроде бы действительно кто-то закричал — надрывно, со смертельной тоской в голосе. Вдруг тот крик оборвался, лишь стон еще сползал тихо и безнадежно по стенам на пол, становясь все слабее и слабее…

Ой вытер ладонью лоб и присел на кровать: спокойствие, прежде всего спокойствие… ты первый из тех, кто пришел мстить, поэтому пока не нервничай, не обнаруживай пока своей ненависти к убийцам. Это твой долг, это приказ!..

Зашел Гнида. Заснеженный, раскрасневшийся, он бросил к печи охапку дров и сказал:

— Света божьего не видать, и когда оно прекратится?

Он говорил будто сам с собой, но снова Дудник уловил в его голосе тревожные нотки: что меня ждет, как мне жить дальше? Не снимая с груди автомат, Гнида стал накладывать в печь дрова, деловито кряхтя и посапывая. Вдруг он обернулся от печи и сказал:

— А с едой-то у нас нынче не очень…

И снова виноватый тон, такая же виноватая улыбка: хозяин принимает гостей — не иначе! И Дудник также улыбнулся:

— Как-нибудь переживу, хотя бы не держали меня здесь долго.

— У нас быстро не бывает, — сказал Гнида и, будто опомнившись, поспешно добавил:

— Должны быть бдительными, в противном случае — нас не будет. На этом лишь и держимся, такова, как видите, жизнь. Мне, видите, еще повезло, а хлопцы сейчас по лесам, не сладко им нынче, такие морозы…

— Не сладко, — согласился Дудник.

Ободренный разговором, Гнида сказал:

— Живешь надеждой, что долго так не будет…

Наконец дрова в печи разгорелись, и он начал стелить кровать: вспушил на ней сено, прикрыл старым потертым одеялом. Подушки не было, и он сложил вдвое, шерстью наружу, кожух. Еще один бросил на кровать — накрыться.

За окном стали сгущаться сумерки — как-то быстро и неожиданно, и через несколько минут в хате потемнело. Лишь светились удивленные темно-синие глаза стекол, а где-то за ними, отчаянно плакала вьюга…

Уснул Михаил Семенович сразу и крепко. Но разведчик в нем не спал.

…Прошел день, второй, да и четвертый, но его, Дудника, никто не вызывал, никто с ним не говорил. Разве что Гнида: принесет пищу, или заберет пустую посуду, или затопит печь. А все остальные — словно вымерли. И лишь тогда, когда выходил на двор, чувствовал, что за ним следят, не сводят с него глаз. В конце концов, чего-то иного Дудник и не ожидал — не в гости же ехал! А мозг его не прекращал работу даже во сне. Да, эта хата — обыкновенное место для явок, ее отвели для встречи с ним, а «проводников», тех, кому нужны документы, здесь нет. Собственно, только они его и интересуют: он должен иметь их фотокарточки. Нельзя допустить, чтобы тот, кто натворил столько зла, исчез бесследно. Пока не поздно, их нужно найти, обезвредить, и весь успех задуманной операции будет зависеть от того, пройдет ли он, Дудник, эсбистскую проверку. А в том, что его проверяют, сомнений нет, ибо зачем тем четверым столько дней здесь сидеть да и его держать!