Если верить лисам II

Я не понимала, как мое беспокойство за Йормэ обернулось против меня же. Он не слушал моих заверений в том, что Мари не сможет выгнать меня из управления, что бы она ни сделала. На это лис только отмахивался, заявляя, что рисковать не стоит.

Меня это злило, но больше тревожило то, как все наше общение с Мари стало резко пресекаться. Йормэ делал все, чтобы она не могла ко мне даже приблизиться. Мари не могла не заметить случившихся изменений. Порой я видела, как она смотрит на лиса, и взгляд ее был пугающим.

Но когда я говорила об этом Йормэ, тот меня не слушал. Он считал, что в опасности я, и, упорствуя в своих заблуждениях, игнорировал очевидное: настроение Мари менялось, и из настойчивой, но дружелюбной девушки она постепенно превращалась в тихую и целеустремленную угрозу. И жертвой ее точно должна была стать не я.

ГЛАВА 3

Пока в управлении копилась беда, пришел важный день встречи с Мясником. Выставка открывалась с заходом солнца и продолжаться должна была до рассвета. Граф обещал фейерверк, экзотические блюда и особое представление, которое «никого не оставит равнодушным».

– Это точно выставка? – поинтересовалась я, когда, надев свое зеленое, стоически отвоеванное у лиса платье, наконец смогла ознакомиться с программой вечера. Раньше Йормэ показать мне ее почему-то не посчитал нужным.

Лис кивнул.

– Все как любит граф Инрэйг. Если на следующий день первые полосы главных столичных газет не будут посвящены ему, я очень удивлюсь.

Здание, в котором проходила выставка, располагалось в самом центре, из окон его второго этажа можно было увидеть высокие стены из белого камня и тонкие шпили дворца.

В большом просторном зале – первом из выставочных помещений – было шумно от разговоров и легкого звона музыкальных инструментов. Воздух полнился неуловимым сладким ароматом.

Многоярусные светильники, опущенные до уровня второго этажа, ярко освещали развешанные на стенах картины и выставленные посреди зала статуи. У больших окон растянулся ряд остекленных витрин, в которых искрились драгоценными камнями разнообразные диковинные предметы.

Йормэ окинул взглядом зал. Он выглядел уверенно и чувствовал себя в своей тарелке, пока я слепла от блеска и мысленно сетовала на затворнический образ жизни Мясника.

Я не любила шумные мероприятия. Особенно если их участниками были аристократы.

– Йормэ, – я разглядывала совершенно для меня неразличимых между собой мужчин в дорогих костюмах. Они с надменными или скучающими лицами прогуливались мимо картин, изредка окидывая зал цепким взглядом в поисках новых выгодных знакомств, – а как мы его отыщем?

Лис кивнул на изящные кованые перила второго этажа.

– Найдем самую тихую галерею – найдем виконта.

Граф, вынырнувший из-за стайки юных леди в воздушных платьях, нарушил наши планы. Он вцепился в Йормэ мертвой хваткой, желая лично показать ему все свои трофеи, что собирались долгие годы. Начало этой коллекции положил еще его прадед, и граф зачем-то сообщил об этом дважды.

Избавиться от хозяина Йормэ не мог, только не когда сам напросился на приглашение. А я могла. Что и сделала.

Отговорившись желанием немного отдохнуть, под яростным взглядом лиса я взлетела по ступеням на второй этаж. Двери всех помещений были распахнуты настежь, и в каждом было на что посмотреть. Первые два зала были полны людей. А третий был тих и пуст. Кроме большой картины, занимавшей едва ли не половину стены, и нескольких жутковатого вида скульптур, здесь не было ничего.

Я вошла внутрь.

Приблизилась к картине в простой невзрачной раме.

Это был самый страшный закат, что я когда-нибудь видела. На небе ли, на других ли картинах…

Художником было использовано всего три цвета, и, наслаиваясь друг на друга, они переходили во множество оттенков. Небо пылало красным, земля выжженной пустыней темнела в нижней части картины, а посередине, соединяя два цвета, тянулась золотая полоса заходящего солнца.

Это был всего лишь закат, ничего больше на холсте не изображалось, но я не могла отделаться от ощущения, что там, за темной границей рамы, происходит что-то чудовищное.

– Она невероятна, вам так не кажется? – раздался негромкий голос над ухом. Вздрогнув, я невольно отпрянула и мгновенно устыдилась своего испуга.

– Удивительная картина, – призналась я, слабо улыбаясь.

Рядом со мной стоял очаровательный юноша. Любая леди на этой выставке рядом с ним выглядела бы блекло. Светлые волосы в мягком освещении зала искрились золотом, на изящный профиль хотелось смотреть вечно.

– Это последняя работа художника. – Он повернулся, и на меня взглянули прозрачные и чистые, как летнее небо, голубые глаза. – По слухам, она не закончена. Он умер, так и не дописав ее.

– Может быть, это и к лучшему, – пробормотала я, вспомнив то жуткое ощущение, что овладело мною при взгляде на картину.

Юноша понимающе улыбнулся. Представляться он почему-то не торопился.

Больше своего имени он хотел рассказать мне о судьбе художника, у картины которого мы стояли.