Если ты хочешь…

Воздух тяжелеет, тучи над головой набираются серым, с неба срываются первые капли. Надо торопиться – для полного счастья не хватает под дождь попасть! Каблучки звонко стучат по брусчатке аллеи, я выскакиваю на проспект Мира и сажусь в автобус – так-то быстрее будет. Хватит тебе, Вёсенка глупостями заниматься, писать бывшим письма и встречаться с ними. Живи, детка, спокойно – помогай больным в хосписе и фитнесом занимайся. Знаете, иногда мне кажется, что это не я так разговариваю сама с собой, а мама… Говорит через мою душу или мысли, утешает, касаясь щек легким ветром…

Дома меня встречает Илюша. И… запах вареной капусты. Танюшки нет – очевидно, завидев моего жениха, хозяйничающего на кухне, она ушла. Оставила мешковатую сумку в коридоре и… забрала Алешку.

– Привет, Вёся, – Илья расплывается в широкой улыбке. – А я капусту потушил. С луком, морковью и томатной пастой. Как ты любишь, – с придыханием добавляет он.

– Спасибо, Илюша.

– Весна, ты… У меня нет слов. Ты для меня так нарядилась? – вопрос разрезает воздух, как острый нож. Я зябко ежусь, чувствуя неприятный свист возле уха.

– Да, вот… настроение было купить платье. Давай ужинать?

Отвожу взгляд – он честный до чертиков, с такими глазами сложно врать. А учиться юлить мне уже поздно, да и не хочу я…

Илюша ничего не замечает, тараторит про наших старичков из хосписа, Надежду Петровну, новые дорожки в больничном сквере, капусту… А я… Мне почему-то так горько становится, и слова Илюши мельтешат навязчивым фоном – так и хочется отмахнуться от них, как от мух. Сдираю чертово платье с тела и надеваю простой ситцевый сарафан. Я его, между прочим, сама зимой сшила – антресоли перебирала и ткань нашла, старую-престарую, наверное, мама в молодости покупала.

– Вёсенка, садись. Кормить тебя буду, – Илья вываливает на тарелку крупно порезанную сыроватую капусту, но я не подаю вида – восхищаюсь и послушно ем.

– Танюшка забрала Алешу, чтобы мы побыли вдвоем. Я соскучился, Вёся. Когда это все… закончится? – произносит Илья, проглатывая «лакомство».

– Что все, Илья? Ты имеешь в виду Костю? Он его отец, и это… уже не изменится. Духин будет в нашей жизни. Тебе придется смириться.

– Весна, я рад за Алешку, но… Черт, скажи, что между нами ничего не изменилось? Вёся, я люблю тебя и… жизни не представляю без тебя.

Между нами повисает молчание – как серая наэлектризованная туча за окном. Я не знаю, что сказать… Соврать, что все по-прежнему? Не знаю. Если бы можно было соломку подстелить и заранее знать, как лучше?

– Не говори глупостей, Илья. Костя женат и, наверное, счастлив. У нас давно… Ой, извини, мне звонят.

Вспархиваю с места, мысленно благодаря моего спасителя. Неприятный получается разговор, болезненный… Щелкаю выключателем и тянусь в кармашек крошечной сумочки – телефон там.

– Да.

– Привет, Весна. Мы можем встретиться?

Костя! Легок на помине. Неужели, прочитал? Щеки становятся горячими, в висках пульсирует. Оседаю на пуфик и энергично тру лоб – у меня скоро чесотка начнется от Духина!

– Да… Наверное. Когда тебе удобно?

– В дом пригласишь? Стою возле подъезда.

– Нет, Костя, извини. У меня Илья, да и…

– Спустишься, Вёся? – наверное, мне кажется, но в его голосе звучат странные нотки… Как будто он прежний и не было этих девяти лет…

– Да, сейчас.

Набрасываю на плечи хлопковую кофточку, обуваюсь в старенькие балетки и, крикнув Илье что-то невразумительное, бегу на улицу. Снова бегу к нему, как оглашенная…

Подъездная дверь звонко хлопает. Застываю возле лавочек и оглядываюсь, ища взглядом Костю. Обнимаю плечи и плотнее кутаюсь в кофту – воздух пахнет дождем и мокрой пылью. Хорошо… Люблю такую погоду, после нее все становится чистым. Мысли проясняются, чувства рассеиваются, оставляя только важное…

– Привет, – Костя выходит из-за угла дома. – Пройдемся, Весна?

– Давай, – я охотно соглашаюсь, поглядывая на любопытных старушек, как по команде, навостривших уши.

Под ногами шуршит гравий и упавшие от ветра сухие ветки, над головой мигает уличный фонарь, а мое сердце соревнуется с отбойным молотком… Потому что так стучать нормальное сердце не может – лишь взволнованное, возбужденное…

– Весна, я прочитал твои воспоминания, – начинает Костя. – Признаться честно, сначала я подумал, что ты лукавишь. Хочешь заслужить мое прощение и…

– Что? – возмущенно произношу я, смахивая со лба первую дождевую каплю. Где-то гремит гром, гудят клаксоны, звенят колеса трамвая, а между нами рождается долгожданный разговор – такой же оживленный, как звуки улицы. – А с чего ты взял, что мне оно нужно? Я для себя хочу, понял? Хочу знать, что тогда случилось? Потому что я до сих пор ничего не знаю – только догадываюсь. Память… она какими-то вспышками появляется, я вроде…

– Прости, Весна. Я не так начал. Мне тебя не за что прощать. Это я…

– Не за что, значит? И вы, Константин Андреевич, только сейчас это говорите? Через девять лет?

– Да, я идиот! Ты это хотела услышать? Мне фотографии прислали, где ты в объятиях какого-то парня. Видео, где ты стонешь и обнимаешь его – что мне было думать?