«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2

По улице моей который год[38]
Не пролетают певчие трамваи,
Они в депо забытом сбились в стаи,
Чтоб совершить последний перелёт

В далёкую страну разбитых грёз,
В печальный край несбыточных желаний,
Нечаянных чужих воспоминаний,
К несчастью, не воспринятых всерьёз.

Бесповоротен путь. Уже пора
Трамваям стать бесформенною грудой.
Прощальный клич вожак их красногрудый
Издал, перебудив народ с утра.

Услышав этот, полный боли крик,
Апофеоз мучительных агоний,
Смахнул слезу натруженной ладонью
Измученный бессонницей старик.

Трамвайный клин взлетает в облака.
Щекочет ноздри едкий запах дыма.
И тает бледный свет неотвратимо.
И падает безжизненно рука.

Старая фотография

Фотографом обещанная птичка
Из детства всё никак не долетит.
На фото – я, девчонка-невеличка,
И у меня слегка надутый вид.

Фотограф мне рассказывал про птицу,
И я ждала, дыханье затаив.
Но вот уже, готовая скатиться,
Дрожит слеза. И уничтожен миф.

Поник порхавший бабочкою бантик,
Мгновенно потеряв свою красу.
Ах, объяснять не надо, перестаньте!
Я знаю: птички – в поле и в лесу.

Им тесно в рамке фотоаппарата,
Они привыкли к высоте небес.
И я порой персоною non grata
Вдруг чувствую себя в стране чудес.

Но и сегодня жду, как в детстве, чуда.
И чудеса случаются – во сне…
А птички – нет, и никогда не будет,
Её напрасно обещали мне.

Лежит воротничок матроски косо,
И галстук отклонился от прямой.
Устали быть приглаженными косы,
И я устала. Я хочу домой!

А где тот дом? И где родные лица?
Но – стоит на мгновение заснуть —
Ко мне из детства вылетают птицы —
Надеюсь, долетят когда-нибудь!

Чертополох

А может, это вовсе и неплохо,
Что, пережив сто жизней и смертей,
На поле я взойду чертополохом
И буду там распугивать чертей,

Чтоб не приблизилась лихая сила,
Бежала от тебя, как от огня.
Я ничего у Бога не просила,
Но вот прошу – чтоб ты любил меня,

Такой, как есть: то сдержанной и чинной,
То ветреною и дразнящей плоть,
А иногда – сердитой беспричинно
И потому готовой уколоть.

…Расцветят небо яркие сполохи,
Короткую рассеивая ночь.
Задев случайно лист чертополоха,
Ты тотчас же отдёрнешь руку прочь,

Того не зная, что провидец-случай
Тебя нарочно вывел за порог,
Что это я взошла звездой колючей
На перекрёстке всех твоих дорог.

Солнце

В подвальной комнате в три на три коек провисшие сетки шаркали по полу, истерически повизгивая, будто боялись боли тех, кто на них лежал. Это были мы, девять родильниц.

Тошнотворно пахло потом, клопами и кровью. Тараканы внаглую шуршали по землистому линолеуму при полном свете.

В голове постоянно тикал будильник, чтобы не проспать утреннее кормление: если б ровно в пять тридцать мы не поднялись наверх, на третий этаж, детей бы накормили донорским стафилококковым молоком.

Раз в день приходила старая усатая санитарка. Лениво бранилась: «Разлеглися тута, кор-ровы!» Она с порога высмаркивала ведро воды с хлоркой прямо под кровати. Эту воду мы выгоняли по очереди.