Он замолчал. Я пыталась понять, какого цвета у него глаза: голубые, серые, карие? Они казались мутными, мутными и огромными, навыкате. Я представила его себе в студенческом общежитии ЛГУ, потом – в старой комнате в Вильнюсе, комнате, заполненной книгами, с ковром на стене. Когда он переставал говорить, лицо его казалось задумчивым и печальным, но стоило ему открыть рот, как в нем, Антоне Антоновиче (если я правильно запомнила его имя), появлялось что-то агрессивное, он не давал мне вставить ни слова, он оглушал меня – и все это, как я понимала, из лучших побуждений, из заботы о русской туристке, оказавшейся здесь в одиночестве.
А еще вам обязательно надо посмотреть Красный Форт и Большую Мечеть, продолжал он. Я бы туда тоже с вами завтра сходил, но у меня во второй половине дня назначена встреча. А вот к Мавзолею пойдемте, пойдемте вместе. Во сколько вы просыпаетесь?
Наверное, рано, сказала я. Я летела всю ночь, и мне уже сильно хочется спать. Если я рано лягу (я решила, что это будет хорошей причиной сбежать от собеседника), то и проснусь рано.
Тогда мы можем встретиться здесь часов в восемь и пойти к Хумаюну Бабурычу. Давно я у него не бывал! Соскучился. Пойдем рано, пока еще утренний свет красивый. Я, вообще-то, привык рано вставать. Дома меня всегда по утрам будят кошки. У меня их, заметьте, девять. Девять, Серафима Григорьевна! Наверно, им нужно было дать индийские имена, ведь это индийские кошки – я их здесь подобрал на улицах – но что-то взыграла во мне ностальгия. Так что, знакомьтесь: Дуся, Маня, Клава, Ляля, Оля, Валя, Шура, Нюша и кот Тимофей.
Антон Антонович вынул бумажник из нагрудного кармана и стал раскладывать передо мной маленькие фотографии лохматых существ. Почти все были серые, кроме одной – Клавы – трехцветной, с белыми лапами и рыже-черными пятнами по бокам.
Он ждал, чтобы я что-нибудь сказала, восхитилась. Какие усатые, сказала я.
Очень усатые, согласился Антон Антонович. А хвостатые какие!
Я подозвала официанта и попросила принести мне счет. На счете стояло мое имя и номер комнаты, мне нужно было только поставить подпись, расплачиваться можно было потом, когда выписываешься из комнаты. Подписавшись, я подняла глаза на моего собеседника. Он перекладывал кошачьи снимки с места на место и ждал, что разговор о его питомцах продолжится.
Кто же за ними ухаживает, пока вы здесь?
Моя домработница. У меня чудо какая домработница. И дом убирает, и еду готовит. А еще одна женщина приходит ко мне мыть ванную и туалет. Вы заметили, что здесь можно встретить туалеты двух видов: один скорее европейский, в виде сиденья, а другой скорее азиатский, в виде дырки, над которой полагается сидеть на корточках? На самом деле, если вам интересно мое мнение, такой туалет намного гигиеничнее, чем тот, который распространен в Европе. Но, поскольку некоторые из нас моложе не становятся, в сидячем туалете тоже находится своя прелесть.
Мне показалось, что Антон Антонович готов пуститься в еще одну долгую тираду, на этот раз об отхожих местах.
Но почему европеец так привязан к туалетной бумаге, это я вам, сударыня, объяснить не могу. Очищает она плохо и ведет к гибели множества деревьев, если только не делается из макулатуры. Но даже в таком случае загрязняет окружающую среду. Использование для этой цели воды опять же значительно лучше для человеческой гигиены. Так что, когда вы здесь увидите шланги с кувшинчиками, советую воспользоваться. Во много раз повышает эффективность процедуры.
Да, обязательно, сказала я, я обязательно попробую, но вы меня простите, после такого длинного перелета – я, понимаете ли, только сегодня прилетела – меня чего-то очень клонит в сон. Хотя беседовать с вами мне очень приятно, очень интересно, мы ведь завтра продолжим, не так ли?
Антон Антонович закивал и хотел опять сказать что-то, но на этот раз я заговорила первой:
Было очень приятно познакомиться. Я, пожалуй, пойду. Простите, что ухожу так рано. Очень спать хочется после перелета.
Я попыталась встать, но он стал говорить быстро, шевеля пальцами обеих рук, как будто пытался иллюстрировать то, о чем рассказывал:
А вы, Серафима Григорьевна, практикуете осознанные сновидения? Это, если вы не слышали, вид йоги, которой занимались уже древние тибетцы. Я сейчас как раз редактирую перевод трактата, трактата о йоге сновидений. Так вот, сударыня, – простите, что я вас задерживаю, но, может быть, это будет вам любопытно – перед тем, как попадете в объятия бога Морфея или же богини Свапнешвари, в зависимости от ваших предпочтений, – так вот, вкратце: если вы во сне поймете, что это сон, и научитесь управлять своим сном, то вам откроется иллюзорная природа всего сущего. Реальность, сударыня моя, которая кажется нам такой тяжелой и такой властной, на самом деле одноприродна сновидению, которое нам лишь грезится и которым мы можем научиться управлять.
Мы можем поговорить об этом завтра, сказала я и встала из-за стола.