Если бы Гитлер не напал на СССР…

— Вот что пишет Вавилов… А имеет он в виду слова Ильича о том, что электрон неисчерпаем так же, как и атом, что природа бесконечна… И написал это Владимир Ильич тридцать лет назад, в тысяча девятьсот девятом году.

Берия пожал плечами:

— А при чём здесь профессор Харитон?

— А при том, что есть сведения, что в Англии и в Соединённых Штатах активно ведутся работы по высвобождению огромного количества внутри атомной энергии, выделяющейся при радиоактивном распаде, и на эти работы ассигнованы крупные средства…

— Такие данные поступали, но, похоже, всё это — брехня!

— Может, и нет. Наши академики Вернадский, Ферсман и Хлопин пишут о том же…

— А Харитон при чём?

— А Харитон, как сообщают те же академики, обосновал… — Сталин взял со стола лист бумаги и прочёл: — «Обосновал возможность протекания в уране цепной ядерной реакции деления…»

— Практически?

— Нет, пока — на бумаге… И вот тебе мы поручим от Политбюро с этим делом разобраться практически.

Берия поправил пенсне, почесал в затылке, шутливо заметил:

— Какие-то всё тюремные термины: камера Вильсона, цепи какие-то…

Сталин тоже засмеялся:

— Ну, вот видишь! Кому, как не тебе, нашему главному тюремщику, тут и карты в руки?

Встал, похлопал его по плечу:

— Вот так, товарищ Берия… Думаю, ты понял, что дело тебе поручается важное… Но ты уж, Лаврентий Павлович, поработай пока и в Совнаркоме на полную катушку.

Берия покивал головой, а Сталин прибавил:

— И ребят из разведки Меркулова нацель на эти внутриатомные дела… Чувствую, вещь — серьёзная.

* * *

ЭТИ чертовы нейтроны были вещью действительно серьёзной. О могучей внутриатомной энергии разговоры ходили уже в начале века — когда оружие, её использующее, описывали только романисты вроде Ильи Эренбурга. Однако практически вопрос начал развиваться после нейтронных экспериментов 1938 года немцев Гана и Штрассмана. И после того, как стало известно, что при бомбардировке атома урана нейтронами он расщепляется на два меньших атома с выделением новых нейтронов и начинается самоподдерживающаяся цепная ядерная реакция, сделать атомную бомбу, казалось бы, проблемы не составляло.

Но проблема была… Во-первых, для оружия годился лишь уран-235, а получение нужного количества этого редкого в природе изотопа стоило больших средств. Во-вторых, было неясно — стоит ли уже сейчас тратить кучу денег и силы на эту новую игру с очень неопределенным результатом?

Золотая Элита всегда и обо всем осведомлена досконально уже потому, что уже давно осознала значение точной и, главное, монопольной информации. Ротшильд с помощью почтового голубя раньше всех узнал о разгроме Наполеона при Ватерлоо и в считаные часы нажил миллионы. И даже если это — всего лишь исторический анекдот, в нем много исторической правды.

Но по части «атомных» дел было над чем задуматься даже информированной верхушке Элиты. Ведь даже знаменитый еврей Нильс Бор сомневался в возможности практической реализации идеи! Поэтому в середине тридцатых годов началась срочная работа по оценке шансов на успех. Надо было спешить! В мире вот-вот могло появиться новое могучее оружие, и единолично владеть им должна была, конечно же, Америка — штаб-квартира Золотого Интернационала.

Как ни странно, базу для будущих атомных работ обеспечили императоры Германии… Вряд ли где наука в последней четверти XIX и в начале XX века пользовалась такой мощной государственной поддержкой, как во Втором рейхе. В результате он оказался родиной многих передовых физических идей, которые выдвигали и развивали на средства германского народа великие немцы Гельмгольц, Рентген, Герц, Гейгер, Макс фон Лауэ, Планк, Гейзенберг, Зоммерфельд, австриец Шредингер…

Универсальный гений Герман Людвиг Гельмгольц с 1888 года стал директором Государственного физико-технического института в Берлине. Вильгельм Конрад Рентген получил первую в истории Нобелевскую премию 1901 года по физике (второй в 1902 году удостоились два голландских физика, тесно связанные с германской наукой, — профессор Лейденского университета и директор Гарлемского исследовательского института Лоренц и Питер Зееман)…

В Первой мировой войне Второй рейх пал, однако научный его потенциал не исчез. И в двадцатые годы немецкий еврей Макс Борн основал в немецком Геттингене большую школу теоретической физики с удивительно интернациональным коллективом учеников: Ферми, Дирак, Оппенгеймер, фон Нейман, Теллер, Вигнер, Вайскопф, Розенфельд и другие… Почти все они были евреями, в том числе и обладатель аристократической приставки «фон» Нейман (его отец — удачливый будапештский банкир просто купил титул Нейман фон Маргитт, что в Австро-Венгрии было для богатых евреев стандартной практикой).

С группой Борна были связаны работавшие в Германии евреи-физики Эйнштейн и Сциллард-Спитц, евреи-математики Винер, Курант… Пришло время — и всех их собрали в Америке, чтобы делать «Абсолютную Бомбу» для Золотой Элиты.