Если бы Гитлер не напал на СССР…

Йосип же Броз Тито оказался перед непростым выбором… Москва улучшала отношения с Берлином, а как поступать Тито? Антигерманские настроения у сербов имели давние традиции со времён Австро-Венгерской монархии. Стать на сторону немцев Тито не мог. Идти против них не рекомендовала Москва. Но Сталин передал Тито, что можно рассчитывать на переговоры с немцами на базе двух пунктов: немцы проводят в Сербии земельную реформу, а сербская масса поддерживает такое правительство, которое последует примеру Хорватии, получившей независимый статус, то есть — восстановит членство Сербии в Тройственном (теперь уже, впрочем, Четверном) союзе. Сербы снабжают оккупационные войска и рейх продовольствием и включаются в борьбу против Англии. Премьером такого правительства мог бы стать Тито.

* * *

ОДНАКО фактор малых стран был всё же второстепенным. Тем более что в недалёком будущем можно было ожидать появления совершенно новых и очень мощных факторов — на повестку дня в ведущих странах мира выходила атомная проблема.

Глава 14. Камера Вильсона для Лаврентия Берии, нейтроны для профессора Харитона и катера для Роммеля

За окнами сталинской дачи золотились первые жёлтые пряди в августовской зелени лип, когда у Сталина и Берии состоялся долгий и непростой разговор. Сталин не стал ходить вокруг да около, а, выслушав доклад Берии о положении в Совнаркоме и в Наркомате внутренних дел, сразу сказал:

— Лаврентий, мы сейчас раздумываем: или заменить тебя на посту наркома, или…

— За что, товарищ Сталин? — запальчиво перебил его Берия. Он от неожиданности даже не сдержался и не дослушал.

— Не за что, а почему…

— Ну, почему?

— Ты не дал мне договорить… Я же сказал «или»… Можно и не заменять, но возникает необходимость поручить тебе одно важное дело. И не знаю — хватит ли у тебя сил и времени ещё и на наркомат.

Берия покрутил головой, пожал плечами, подумал.

— Что же, товарищ Сталин, всё зависит от того, какое это дело…

— А такое, что мы, во-первых, усилим тебя для него по линии ЦК и переведем тебя из кандидатов в члены Политбюро.

= = =

Берия не мог скрыть заполнившей его радости и гордости… Первый заместитель Председателя Совнаркома и член Политбюро — это было много. А Берия любил власть, будучи блестящим управленцем, умеющим властвовать жёстко, но компетентно.

Сталин чувства Берии понял и предостерегающе сказал:

— Лаврентий!

И слегка погрозил пальцем.

— Понял, товарищ Сталин.

— Это мы посмотрим… Так вот… Тебе говорит что-нибудь фамилия Харитон?

— Харитон? Так-так… Вспоминаю, был такой литератор… Кадет, до революции редактировал их орган — «Речь»… В двадцать втором году его выслали.

— Да, есть и такой… Но я имею в виду другого — профессора Юлия Харитона.

— Однофамилец?

— Нет, сын… Отец давно перебрался в Ригу, а сын — у нас… Физик.

— Не знаю…

— А придётся, наверное, узнать…

— Что, яблоко от яблони недалеко упало?

— Нет, тут всё в порядке… Сын — человек вполне надёжный. Он нас именно как физик интересует.

— Я, товарищ Сталин, немного в строительстве смыслю, а в физике… — Берия откровенно махнул рукой и засмеялся.

— Ну, мы все в ней смыслим не больше твоего. А с другой стороны, русской физике большевики за два десятка лет помогли так, как цари за два века не помогли.

Сталин прошёлся по кабинету, сел, затянулся трубкой, хлопнул ладонью по столу и показал Берии на стул:

— Садись! Вот что, Лаврентий, есть такая штука — внутриатомная энергия. — Сталин вдруг сам себя перебил: — Нет, всё-таки каким был Ильич умницей! Смотри…

Он протянул Берии новенькую книгу, на обложке которой стояло: «В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм» — и внизу: «Соцэкгиз. 1939 г.»:

— Смотри… Предисловие написал академик Вавилов…

Сталин открыл книгу и прочитал:

«Атом, ещё так недавно казавшийся физику в лучшем случае полезной „рабочей гипотезой“, в результате изучения броуновского движения, рассеяния света, поверхностнокапиллярных явлений, при наблюдениях в камере Вильсона и прочем, стал столь же очевидно существующим предметом, как Солнце».

Прочтя это, Сталин сделал паузу, поднял палец и пошёл дальше:

«Уловив самый атом, физик сумел за три десятилетия глубоко проникнуть в его недра… Таким образом, диалектический ленинский прогноз о неисчерпаемости атома и электрона вполне подтвердился развитием физики…»

Берия слушал внимательно, но с явным недоумением. Сталин же, закрыв книгу, посмотрел на него и сказал: