Если бы…

– Ну, доктор сказал, что можно, если быть осторожным. Что разлеживаться тоже плохо.– Все тем же слабым голосом сообщил страдалец. Вован хотел снова застонать, но решил, что это будет уже перебор. Не нужно переигрывать. Зритель, а в данном случае слушатель, должен верить своему герою.

Никакого рвения к учебе не было. Просто Алина Николаевна, клятвенно заверенная светилом нейрохирургии, которому, в отличие от врача скорой, она вполне доверяла, что ее сын практически здоров и его жизни ничто не грозит, сказала, что один день можно отдохнуть, прийти в себя, но потом нечего дома сидеть, марш учиться. Можно было, конечно, и перед ней разыграть слабость и недомогание, но, во-первых, она снова страшно распереживается, а Вован не мог себе позволить манипулировать матерью за счет ее здоровья и нервов, а, во-вторых, она его потом, по врачам затаскает, и его будут месяцами обследовать, как подопытного кролика, в поисках страшного недуга. Так, что селяви, как говорится. Ничего не поделаешь, придется тащиться в институт.

Появление Вована произвело настоящий фурор. Вован вошел в аудиторию, с замотанной бинтом головой, и нетвердой походкой медленно направился к месту, где сидела Вера. Он хотел еще побрызгать на бинт красной тушью. Но не стал, пожалел впечатлительную подругу.

Вера вскочила с места, помогла ему сесть. Ребята из группы подходили, спрашивали как он. Очень осторожно, что бы, не дай бог, не повредить больному, похлопывали по плечу. Говорили слова ободрения.

Войдя в роль, Вован, совершенно бессовестным образом, целый день гонял Веру по всему институту.

– Ой,– печально вздыхал он.– Вер, скажи преподу, что я опоздаю. Я куртку забыл на экономике.

Кряхтя и вздыхая, Вован сделал вид, что пытается встать. Зажмурив глаза, как при головокружении и придерживаясь рукой за подлокотник кресла.

– Сейчас пройдет. Нормально все.– Прошептал он, как бы успокаивая Веру.

Усадив страдальца обратно в кресло, Вера бросилась к выходу, до начала лекции оставалось несколько минут.

– Сиди! Я сейчас сама принесу!– взволнованно, уже на бегу, крикнула она и помчалась на другой этаж, в аудиторию, где до этого была экономика.

Видя, что Телянин сидит в напряженной позе, глядя куда-то в пространство, Вера испуганно спросила:

– Володь, тебе плохо?

Улыбнувшись «вымученной» улыбкой Вован, облизав, якобы пересохшие губы, ответил:

– Нормально все. Просто водички попить надо. Чего-то подташнивает и голова кружится.

Вера помчалась за водичкой, на обратном пути, изо всех сил стараясь не расплескать ее из граненого стакана, одолженного в буфете.

В течение дня она бегала в медпункт за таблеткой от головы, в ларек, расположенный неподалеку от института за йогуртом, что бы поддержать силы больного, чувствующего страшную слабость, еще два раза за водичкой. А в перерывах между беготней, водила, опирающегося на ее плечо или руку Вована, очень медленно и осторожно, по коридорам и лестницам от аудитории до аудитории.

После занятий Вован попросил Веру поймать ему машину.

– Боюсь, на эскалаторе голова закружится.– Жалобно сказал он.

– Господи, зачем врач вообще тебе разрешил так рано из дома выходить?– возмутилась Вера.

– Да, коновал, какой-то, мне он сразу доверия не внушил, в медицине, мне кажется, вообще ничего не понимает. И больница какая-то стремная. Оборудование поломанное, до потопное. Ну, думаю, ладно уж, переживу как-нибудь. Маму расстраивать не хотел. Она почему-то считает этого доктора отличным специалистом. Он ей сказал, что он профессор, а она наивная, ты же знаешь. Ее кто угодно вокруг пальца обведет. Любой шарлатан.– Вспомнив, что нужно говорить слабым голосом, Вован еще сильнее навалился на Веру и с тяжелым вздохом сказал,– устал сегодня, извини.

Они вышли на улицу, и Вера медленно пошла рядом с несчастным страдальцем, опиравшимся, на ее худенькое плечико. Вдруг Вован резко остановился.

– Вот черт!– сказал он своим обычным, вполне нормальным голосом. Вера удивленно посмотрела на него.

В нескольких шагах от них стояла Алина Николаевна. Расширившимися от ужаса глазами она смотрела на забинтованную голову сына.

– Мам!– сказал Вован, бодрым шагом отходя, на всякий случай, от Веры подальше.– Все нормально, не пугайся. Это я так, прикалывался.

Вован повернулся к Вере:

– Ковальская! Ну, без обид, ладно? Смешно же ведь получилось, правда? Напоминаю, меня бить нельзя, я после аварии!– увидев гневно сверкнувшие глаза своей сегодняшней сестры милосердия, медленно двинувшейся в его сторону, завопил Вован.

Озираясь, в поисках выбора наиболее удачного пути для бегства, Вован заметил, что мать тоже смотрит на него далеко не добрым любящим взглядом, как обычно. В ее взгляде явственно читалось непреодолимое желание надавать драгоценному отпрыску оплеух и подзатыльников. Ее чаша терпения переполнилась. Сегодня он и ее достал.