Если бы…

В памяти всплыло как в конце 44-го, демобилизованный с фронта сосед привез домой, в подарок жене, кулек иностранных шоколадных конфет. Десятилетний Родя с приятелем, пробравшись в соседскую комнату, достали драгоценный кулек и слопали все конфеты. Обнаружив пропажу, жена фронтовика устроила страшный скандал. Кричала, что они воры и вредители и нужно их посадить. И грозилась пойти «куда нужно» и донести на маленьких уголовников. Мать выдрала Родю так, что он потом несколько дней не мог сидеть. С тех пор он ненавидел сладкое, особенно конфеты. Возможно, именно от него Вовану передалась нелюбовь к сладостям, которые он никогда не ел, с самого раннего детства.

Конечно, сын прав. Сейчас не война. И страна наша одна из богатейших в мире всевозможными ресурсами. И то, что большинство живет, кое-как перебиваясь, хотя с лихвой хватило бы всего и на всех, это несправедливо. И неправильно. Но, если начать думать об этом, то можно смело уходить со службы. И жить гордым и честным, но, точно также перебиваясь, как и большинство сограждан великой державы. В работе Родиона Петровича не было места сантиментам и сопливым разглагольствованиям о правде и справедливости. Там все было серьезно и жестко. Все нацелено на благо государства, на его процветание и безопасность. Пусть и то, что это самое государство и есть люди живущие в нем, как-то забылось, теми кто трудился не покладая рук ради этого самого блага . Родион Петрович тяжело вздохнул и приказал шоферу ехать обратно, в министерство. Жизнь иногда была примерзкой штукой, но от этого никуда не деться.

Алине Николаевне не было, в настоящий момент, дела до обстановки в стране, и до несправедливости жизни. Сейчас ее заботило только здоровье сына, которому, возможно грозит страшная опасность из за какой-нибудь скрытой, не определимой при внешнем осмотре, травмы . Счет, возможно, идет на минуты.

Необходимо серьезно обследовать Володю. Возможно, задет мозг. Вызвав Валеру, Алина Николаевна повезла, всячески отнекивающегося и упирающегося, Вована в клинику к светиле нейрохирургии. Он нашел в своем плотном графике время и, по настоянию Алины Николаевны, провел всестороннее обследование, со всеми анализами, томографиями и всем чем только можно. Все методы, доступные медицине на тот момент, были применены к исследованию состояния несчастного пациента, желавшего только, побыстрее смотаться из этой суперсовременной и передовой больницы. Не найдя ничего серьезного, великий нейрохирург тоже заверил Алину Николаевну, что ни какой опасности нет. А шишка на голове простая гематома, явившаяся следствием удара о стекло. Для успокоения, не в меру волнующейся матери, он выписал безобидные таблетки от головной боли и велел принимать их несколько дней.

На следующий день Вовану было позволено не идти на занятия, что бы он мог восстановить силы после пережитого во время аварии стресса. Уже вполне вернувшийся к привычному оптимистично-пофигистичному отношению к жизни, Вован немного взбодрился. Хоть какая-то польза от облезлой кошки.

Вечером позвонила Вера, которой Алина Николаевна сообщила о произошедшей трагедии, живописав испытанный ею ужас от того, что Володя чуть не погиб. И сообщив о полученной им травме головы. Подробность о том, что это всего лишь шишка и ничего страшного у Вована нет, она опустила как несущественную.

– Как ты?– спросила Вера. В ее голосе Вован с удовлетворением ощутил искреннюю тревогу и волнение.

– Да ничего. Держусь,– поставив на паузу кассету с боевиком, слабым голосом ответил Вован. Довольно улыбаясь, представляя взволнованное Верино лицо, он с наслаждением отхлебнул пиво из жестяной банки. Все-таки жизнь приятная штука!

– Голова сильно болит? Как ты себя чувствуешь?

– Слабость. Подташнивает немного. Ничего, состояние терпимое. Ты не волнуйся за меня. Врач сказал, что я довольно легко отделался, могли быть очень серьезные последствия,– ответил Вован и для пущего эффекта слегка застонал.

– Может к тебе завтра заехать, проведать тебя? Тебе, наверное, скучно там одному лежать?– предложила Вера.

Вован расплылся в улыбке. Как здорово быть больным! Все тебя жалеют, все волнуются. У Ковальской, кажется, даже голос дрожит. Нет, не зря, не зря он спас эту облезлую скотину. Заслужила она свою никчемную жизнь.

– Нет Вер, не надо. Я завтра в институт приду. Учиться-то надо, а то пропущу, потом догонять.– Вован тяжело вздохнул .

– А тебе уже можно? Я думала тебе лежать нужно.– Удивилась Вера, не зная чему больше, то ли тому, что получившему травму головы человеку можно посещать занятия через день после аварии, то ли неожиданному рвению Вована к учебе. Раньше он по нескольку дней прогуливал и совершенно не парился по этому поводу. Может он сильно головой ударился, и там, что-то сместилось, мелькнула в голове у Веры злая шутка. За которую она тут же себя упрекнула. Вовка страдает, а она глумиться, хоть и мысленно, над больным.