Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

«– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.

– Отчего? – спросил Ростов.

– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) еще тут треплемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло… Прусских докторов вызывали, так не любят союзники-то наши… Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, четыреста больных с лишком!»

В солдатских палатах Ростов видит больных и раненых, которые лежат на полу, на соломе и шинелях; их укладывают в два ряда, головами к стенам, оставляя проход посредине. Многие из них в забытьи, некоторые и вовсе уже умерли – недостает ни времени ни обслуги убрать.

Крымская – Отечественная

Военная часть книги, конечно же, напитана впечатлениями, вывезенными автором из Крыма, из осажденного Севастополя.

Незадолго до приезда Толстого на театр военных действий русская армия потеряла в Инкерманском сражении убитыми и ранеными 12 тысяч человек. Перед этим в битве на реке Альме ранено 3 тысячи. Госпитали Крымского полуострова были рассчитаны на 1950 кроватей. Раненых укладывали во дворах, без крова и пищи. В переполненных госпиталях они лежали на полу, хватали за ноги проходивших мимо врачей и фельдшеров. Матрацы были пропитаны гноем и кровью: менять их – не хватало мешков и соломы. Неслучайно Пирогов, появившись в Крыму, начал с того, что, по собственному его определению, «отделил нечистые раны от чистых».

Между Фридландским сражением и Севастополем почти полвека. Пирогов родится через три года после Фридландского сражения.

Точно так же и перевязочный пункт на Бородинском поле, куда приносят раненого князя Андрея, хотя написан иначе, чем перевязочный пункт в «Севастопольских рассказах», навеян воспоминаниями войны, увиденной Толстым «изнутри».

Перевязочный пункт под Бородином состоит из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березняка. Вокруг палаток, на просторе поля, лежат, сидят, стоят окровавленные люди. В палатке, куда попадает князь Андрей, три стола. Врачи в окровавленных фартуках с окровавленными руками работают сразу на всех трех. (Ларрей, главный врач наполеоновской армии, вспоминает, что после Бородинской битвы сделал за сутки двести ампутаций!)

На ближнем столе доктор в очках режет что-то в коричневато-мускулистой спине сидящего татарина, вероятно, казака, судя по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держат раненого, который, оскалив белые зубы, рвется, дергается, протяжно кричит. (Не забудем: до первой операции под наркозом еще 34 года!)

Этот доктор – о нем дальше несколько строк всего – написан выразительно и любовно. В этих нескольких строках нам открывается его опыт, умение, душевность, его сочувствие больному.

«Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею.

Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.

– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.

Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому-то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел».

Насморк Наполеона. Ход болезни – ход истории

«Война и мир» начинается описанием вечера у фрейлины Анны Павловны Шерер. В ее великосветском салоне много толкуют о политике, сообщают и обсуждают последние политические новости.

Но вот маленькая подробность, порой незамечаемая. Хозяйка салона, Анна Павловна, не вполне здорова – кашляет несколько дней.

«У нее был грипп, как она говорила», – название болезни Толстой дает курсивом и прибавляет в скобках: «грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими».

Владимир Иванович Даль (а он, напомним, не только составитель знаменитого Словаря, но и дипломированный врач) объясняет: грипп – «повальное поражение слизистых оболочек, насморк и кашель с лихорадкой».

Фрейлина Анна Павловна с великим умением устраивает свои разговорные вечера. Как хозяин прядильной мастерской прохаживается по заведению, прислушиваясь к звуку веретен, так и она, прохаживаясь по своей гостиной, тут и там пускает в ход разговорные машины. В тот вечер, который открывает книгу Толстого (июль 1805-го), речь идет о неизбежной войне с Наполеоном. Здесь же, в салоне Шерер, на первых страницах книги появляются некоторые из главных ее героев, другие упоминаются, завязываются сюжетные ходы, определяющие их судьбу…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии