«Если», 2009 № 08

Ничего, шеф ей напарницу подыщет. Это у него, козла, быстро.

Когда я вошел, шеф быстро шаркнул мышкой.

Это он зря. А то я не в курсе, какое окошечко он сейчас свернул. Sexopilochka, новые видеоролики. Черненькие, беленькие, желтенькие. Деточки, развратницы, толстухи. Горы совокупляющегося мяса.

— Репортажей, — буркнул шеф.

Он сопел и пыхтел, с трудом восстанавливая дыхание. Узкий лоб взмок, покрылся блестящими каплями пота. Бисер, значит. Сам перед собой мечет.

— «Княжий двор», новый ресторан в парке. Оператором возьми Генчика, он в курсе.

— Генчик? — Я сжал кулаки. — Генчик идет лесом. Он у меня полтинник занял.

— И что?

— Ничего. Не отдает. На фиг Генчика.

— Не морочь мне голову.

— Я ему морду разобью. И объектив.

Шеф сощурился, вглядываясь в меня.

— A-а… Забыл. Ты ж сегодня полное Г. В четверг сходи. У тебя что в четверг? Чревоугодие? — Он вывел на дисплей эмокарты сотрудников, нашел мою. — Ага, хорошо. Вот и поешь от пуза. Княжата обещали, от щедрот.

Он все глядел и глядел на меня, словно впервые видел.

— Слушай, как тебе Валька? — вдруг спросил он. — Ну, с утра?

— Дырка с ручкой, — честно ответил я. — Гнать поганой метлой.

— Вот и я так думаю. Томная, теплая. Драть метлой. Скажи ей, пусть зайдет. Я ей кое-что продиктую.

— Глубже диктуй. С подтекстом.

— А ты не хами, не хами. Забуду, что друг детства, вставлю по самое… — Взгляд шефа лип к телу, как мокрое белье. — Короче, возьми Генчика. Возьми его за это… за самое…

Еще минута, и я дал бы ему в дыню.

— Я пошел?

— Что? Да, иди. — Туманный глаз моргнул. — Вальку позови.

По вторникам у шефа похоть. П-47 %+. Плюс означал непредвиденные колебания в сторону роста.

— Толик?

— Нет, уголовка!

Тупость жены доводила до бешенства. Человек открыл дверь своим ключом, разувается в прихожей, а эта дура из комнаты интересуется: муж или нет? Ясное дело, это Чероки, наш мопс. Сам выгулялся, сам вернулся. Тапочки берет — жевать.

Идиотка!

Чероки прятался на балконе. Он, гад, хуже барометра. Чует, когда у меня гнев или алчность. Его тогда ничем не приманишь. Однажды руку прокусил, до кости. Я хотел его, падлюку, за шкирку. Он мою барсетку сгрыз.

Зато по четвергам ходит за мной хвостом. А за женой — по воскресеньям.

— Ужин есть?

— Макароны…

— Опять макароны?!

— В шкафчике. Ты свари их, Толик…

Лежит на диване, сволочь. На лбу — мокрое полотенце. Мигрень, депрессия, мировая скорбь. Л/У-54 %. Если у Вальки сегодня чистая лень, то у моей — с вариациями. Лень/уныние. На днях была передача, какой-то профессор разъяснял, почему эти грехи — двойняшки. Источники цитировал, на авторитеты ссылался.

Пустозвон.

С трудом удержавшись, чтобы не рассказать жене все, что я думаю про ее невареные макароны, я пошел на кухню. Лучше так. В мае не сдержался, врезал. Назавтра стыдно было — хоть вешайся. Она на шее виснет, целует, в постель тащит. «Бьешь, значит, любишь!» Ну конечно, у нее в среду — похоть. А у меня-то — зависть. Отцеловываюсь, лишь бы отстала, а сердце колотится. Хорошо, мол, тебе, родная. Фингал под глазом — и тот в радость.

Мне бы так…

— Толик!

— Ну что?

— Сделай мне чаю… умираю, Толик…

Ага, умирает она. Еще меня переживет.

Ничего. Бывает хуже. Вон у Авраменко по вторникам чистый цирк. У него — гордыня, у нее — гнев. Весь дом ходуном ходит. Менты через раз. Меня как-то позвали успокаивать. А у меня тоже Г. Чуть не сел лет на пять. Хорошо, Авраменко утюг отобрал. Здоровый, собака. Сказал: не кто иной, как я, ее убью. И в позу встал.

Я дверью хлопнул и больше к ним ни ногой.

ЧЕТВЕРГ. ЧРЕВОУГОДИЕ

…и что мы имеем с холодильника?

Гуся, увы, не наблюдается. Опа-на! Балычок-с! Горбуша? Она, родимая. Сейчас мы ее на хлебушек, да с маслицем, да сверху лимончиком… Где у нас лимончик? И веточку укропа… Сыр? «Дор-Блю», «зеленая марка»? Любимый мой! Нет-нет, мы никуда не торопимся. Мы медленно спустимся с горы… На ломоть батона — толстым-толстым слоем — и в микроволновку. Тридцать секунд. Ага, кофе подоспел. Ветчинка, помидорушки, шпротики — «Рижское золото», с медалями! — тортик на сладкое…

Заморим червячка?

— Тол и к, ты сдурел?

— Ыгм?

— Тут еды на неделю! Нам обоим! А ты!.. Ты…

С сожалением откладываю бутерброд. Надо прожевать. Надо ответить. Внятно и убедительно. Иначе благоверная не отстанет.

— Какую неделю, Лидок! Оно ж испортится! Укроп вянет, ветчина сохнет. Про балык я вообще молчу. Пропадет! Жалко…

На «пропадет» супруга покупается. У нее, красавицы, по четвергам А-38 %. Алчность, или жадность, если по-простому. Уровень так-сяк, терпимо.

Запасы в холодильнике — со вчера. Похоть по средам — это кстати. Именины сердца! А путь к сердцу мужчины лежит, как известно, через желудок. Наша похоть — не только безумный секс, но и полный холодильник.

Эту истину жена усвоила.

— Балык — ладно… и правда, испортиться может. А сыр?

— Ну, сыр…

— А шпроты зачем открыл?!

— Я?! Это ты их вчера открыла! Я только доедаю. Чтоб не пропало… Присоединяйся! Это я для нас двоих приготовил.

Вру, разумеется. Для себя старался. Скромный завтрак волка-одиночки. Но мне не жалко! У меня обжорка, а не алчность.

Я себе потом еще сделаю.

— Я открывала? Быть не может!