«Если», 2004 № 08

Без Дитера. Реальность этой утраты дошла до него, и он ощутил, как ему недостает спутника. Дитер обладал тем благородством, которое придает вера, пережившая все невзгоды. Мистер Леру никогда не думал об этом раньше, но теперь понял, что, несмотря на все свои коммуникационные науки, Дитер был романтиком. Именно это лежало в основе его маршей в защиту мира и петиций, обличающих власти. И когда взорвался проектор, он умер смертью романтика, как Байрон, погибший от лихорадки, сражаясь за освобождение Греции, или Шелли, утонувший в море.

Он попытался загнать назад появившуюся в уголке левого глаза слезу. Бедный, бедный…

— Помощник мирового класса, — раздался ниоткуда голос Дитера, — вот о чем я говорю. Эй, Леру, я рад, что с вами все в порядке!

— Дитер!

— Да?

— Это в сабоб деле вы?

— Да, в самом деле.

— Здачит, вы живы! Разве вы де взорвались вбесте с этиб проектороб? — мистер Леру ощущал, что говорит, как бармен из кафе.

— Хорошенький вопрос, — сказал Дитер, — я помню, что очнулся под лошадью. Они заставили меня таскать сено и обращались со мной, как с идиотом — со мной, коммуникатором первого класса! Затем меня послали вперед, где стрелы и все прочее. Хорошенькую кашу вы заварили, заведя всех в ловушку.

— Это вы были причидой, вызвавшей атаку, — парировал мистер Леру. — Разве де вы обращались утроб ко всеб с призвывоб следовать за ваби?

— Я просто пытался наладить линию связи.

— Так или идаче, бедя ужалила оса, — мрачно объявил мистер Леру. Он пытался разглядеть распухший нос, но глаза начинали косить, и он боялся, что они останутся такими навсегда. Кстати, бабушка всегда ему это предрекала. Но она к тому же говорила, что он покраснеет, раздуется, как иглобрюхая рыба, и умрет, если его ужалит оса, а он вовсе не умер.

Выходит, старушка была психопаткой?

— Представьте, я винил во всем порочных белых англосаксонских протестантов, — в раздумье пробормотал Дитер, глядя на свои мега-часы. — Так или иначе, у нас осталось два часа шестнадцать минут, чтобы исправить то, что вы наделали, и вернуться к обрыву. Или мы увязнем здесь навсегда.

— Молчать! — крикнул один из стражей. Его копье уткнулось Дитеру в спину.

И они замолчали. Из темноты начали просачиваться стоны раненых, и мистер Леру изо всех сил старался не думать о волках. Он прислушивался к болтовне стражей. Подъехал высокомерного вида всадник в покрытой пятнами кожаной куртке и презрительно посмотрел на пленных. Как все аристократы, он напоминал настройщика фортепиано. У него не было бороды, а длинные усы обрамляли рот и подбородок. Всадник рядом с ним казался покрепче — широкие плечи, округлое брюшко. Именно он сегодня сплотил войска, сняв шлем.

— Вильгельб Завоеватель, — сообщил мистер Леру Дитеру.

— Этот? — переспросил Дитер. — Может быть, я сумею убедить его оставить это занятие и вернуться во Францию…

— Вы с уба сошли!

— Нет пределов тому, что может сделать опытный коммуникатор.

— Почебу вы де влюбились в кого-дибудь еще? Ведь есть да свете дабы, ради которых совсеб де обязательдо бедять ход истории.

Но Дитер не слушал. В нем снова проснулась одержимость.

— Все это время я полагал, что мы должны изменить динамику англосаксонской культуры. Это было глупостью!

— Да, — согласился мистер Леру.

— Потому что если норманны берут верх, то изменить следует именно их! Мы возвысим их сознание, понимаете? Я создам группы встреч, дискуссионные группы ровесников, группы терапии, контактные группы…

— Дитер, это среддие века. Здесь не божет быть дичего удобдого. У дих дет даже цедтральдого отопледия.

— И комитеты, чтобы блокировать все несправедливости, пока они не создадут цивилизованное общество, — продолжал Дитер. — Вы будете моим переводчиком?

— Дет.

— У меня степень бакалавра естественных наук, мне не нужен был язык, и все, что я прошел в институте, — это двухнедельный курс испанского. Но, в отличие от вас, я готов рискнуть.

Он направился к герцогу Вильгельму и остановился около его стремени.

— Es usted la employer action affirmatif? [13]

Два десятка вооруженных солдат бросились на Дитера и повалили его на землю.

— Прошу вас, де убивайте его, — вступился мистер Леру.

Герцог слегка откинулся назад, чтобы рассмотреть наглеца.

— Как твое имя? — спросил он.

— Леру.

Герцог слегка наклонил голову, затем его губы расплылись в широкой улыбке. Он перегнулся и сбил шлем с головы стражника рядом с собой, словно крышечку с бутылки, открыв на всеобщее обозрение густую шапку рыжих волос.

— Le roux, aussi! [14]— проревел он, откинул голову назад со смехом, напоминающим рев потерявшегося в тумане буксира. Это было самое забавное, что ему приходилось слышать со времен, когда он рвал носы и отрезал уши горожанам Алансона.