«Если», 2004 № 06

В какой-то момент эти рассказы так приелись, что Блум-младший (Билли Крадап) даже разозлился на отца и три года не виделся с ним. Но, обнаружив его на пороге смерти, понял, что истории отца — не надоедливая склеротическая болтовня, а что-то вроде продления нашей жизни в каком-то особом измерении, возможность мгновенно телепортировать себя в «Зазеркалье», где ты живешь в согласии с миром и не испытываешь разочарований, где вечно молод и ты сам (а в этой ипостаси Эдда Блума сыграл Эван Макгрегор), и твоя возлюбленная (Элисон Ломан, имеющая удивительное сходство с Джессикой Лэнг, играющей ту же героиню в зрелых летах).

Столица бартоновского «Зазеркалья» — это, конечно, Спектр, городок-мираж, где трава так шелковиста, что жители ходят босиком, «где все вкуснее, и даже вода — сладкая». Своими опрятными особнячками и чистотой нравов Спектр напоминает Плезантвилль из одноименного фильма Гэри Росса. Но есть одно кардинальное отличие: не в пример Россу, Бартон относится к своему чудо-городку без сарказма и издевки. Даже допуская мягкую иронию, режиссер не перестает утверждать, что на экране — светлая обитель его ностальгии, проекция воспоминаний детства и воображения художника.

Признаться, нечто подобное мы уже видели в «Эдварде Руки-Ножницы». Вспомните пастельных цветов домики, идеально подстриженные газоны и фланирующих по улице красавиц в опереточных нарядах… Чуть-чуть — и мы ступим на территорию кича, глянцевых «кинокартинок» с поющей Дорис Дэй. Но Бартон до кича никогда не опускался. Когда юный Эд Блум высаживает под окном своей будущей жены целую лужайку канареечно-желтых нарциссов или (бывает же такое!) изображает инверсионным следом самолета на голубом небе пронзенное стрелой сердце, это забавно, это дань постмодернистской пародии, но не кич.

Другой типично бартоновский ход — это нестрашные страшилища. Великан (поначалу заросший волосами монстр, впоследствии застенчивый гигант, некто вроде контуженного баскетболиста), одноглазая болотная ведьма (Хелена Бонэм-Картер), владелец цирка — он же оборотень (Дэнни Де Вито) могут встать в затылок за Битлджюсом, Эдвардом Руки-Ножницы и Белой Лугоши из «Эда Вуда». В воспоминаниях Блума-старшего нет злых героев — ни реальных (разве что бывший одноклассник, посягающий на руку и сердце Сандры), ни фантастических. Одноглазая ведьма мудра и добродетельна. Оборотень в обличье черного волка бегает за палкой, как фокстерьер, а приняв свой человеческий вид чешет босой ногой за ухом. Даже мерзкие прыгающие пауки из лесной чащобы кусают не больнее комаров. Ограбление банка, в котором по чистой случайности принимает участие Блум, выглядит попросту смешным и кончается конфузом: в огромном сейфе лежит только забытый кем-то портфель с несколькими мелкими купюрами.

В великанах, ведьмах и оборотнях Бартона есть немало схожего с героями гротесков раннего Терри Гиллиама, но нет тех низких страстей и пороков, по которым и бьет «брандспойт» черного юмора. Если страшилища у Бартона не злобны, то уроды — просто прекрасны. Сиамские близнецы, две китайские певицы кабаре на одной паре ног, вполне вписались бы в труппу цирка уродов из классического хоррора Тода Браунинга 1932 г. («Уроды»), однако в фильме Бартона они вызывают улыбку и симпатию.

За виртуальный мир, в котором нет зла, насилия и навязчивых кошмаров, режиссер едва заслуживает упрека. Но, возможно, его упрекнут в другом. Обставляя мир воспоминаний Эда Блума, Бартон почти не придавал значения каким-то знаковым событиям и фигурам, символизирующим эпоху. Единственное яркое исключение — это эпизод с войной в Корее, когда прыгнувший с парашютом Блум приземляется за сценой полевого армейского клуба, где идет концерт для китайских солдат. Эта прекрасная вставка могла бы украсить олтменовский «M.A.S.H.» или «Форрест Гамп» Земекиса. Кстати, Земекис, показывая прошлое через призму ностальгических воспоминаний, тоже трактует его как некую фантастическую реальность (это не только «Гамп», но и «Назад в будущее»), но для него куда больший интерес представляют реальные приметы эпохи (одежда, автомобили, музыка, газетные заголовки, физиономии президентов), которые он с удовольствием обыгрывает в ироническом контексте.