«Если», 1992 № 02

Никому ведь неизвестно, какую еще грязную шутку может сыграть с нами большая вселенная. И паразиты, возможно, покажутся нам простыми, открытыми, дружелюбными парнями по сравнению, скажем, с жителями планет Сириуса. Если это только увертюра, то нам лучше извлечь из нее урок и всерьез приготовиться к первому действию. Мы считали, что вселенная пуста, а нам автоматически отводится роль ее властителей. Даже после «завоевания» космоса мы продолжали заблуждаться, потому что Марс уже стар, а на Венере разум едва зародился. Но если человек претендует на главную роль — или хотя бы на роль уважаемого соседа, — ему придется доказывать это в борьбе.

Каждый из участников операции хоть раз был в подчинении у паразитов. Только те, кто испытал на себе их власть, знают, как паразиты коварны, как ни на секунду нельзя терять бдительность — и как нужно ненавидеть. Полет продлится двенадцать лет, так что у нас с Мэри будет долгий медовый месяц. Да, разумеется, Мэри летит. Почти весь экспедиционный корпус состоит из женатых пар, а что касается остальных, то на каждого одинокого мужчину приходится одинокая женщина. Двенадцать лет — не просто путешествие, это образ жизни.

Когда я сказал Мэри, что мы летим к спутникам Сатурна, она ответила лишь: «Хорошо, дорогой».

Думаю, у нас будет достаточно времени, чтобы вырастить двоих или троих ребятишек. Как говорит отец, раса должна идти дальше, даже если еще не ясно куда.

Я понимаю, что отчет у меня получился не очень связный. Видимо, перед тем, как сдавать в Отдел, его придется доработать. Но я все изложил так, как видел и чувствовал. Война с инопланетной расой — это война психологическая; техника не играет тут главной роли, и, может быть, то, что я думал и чувствовал, будет гораздо важнее того, что я делал.

Отчет я заканчиваю уже на космической станции «Бета», откуда мы должны перейти на крейсер «Мститель». Похоже, у меня не будет времени доработать свое «сочинение», так что оставляю его как есть — пусть историки развлекаются. Вчера вечером мы попрощались в Пайкс-Пик-Порт с отцом. Он меня сразу поправил:

— Не «прощай», а «до свидания». Вы вернетесь. А я собираюсь дотянуть до вашего возвращения, становясь с каждым годом все чудаковатей и ворчливей.

Я сказал, что буду на это надеяться. Он кивнул.

— Вы вернетесь. Ты слишком живуч, чтобы умереть. Я очень верю в тебя и таких, как ты, сынок.

С минуты на минуту начнется переброска на крейсер. В душе — волнение и радость. Ну, теперь держитесь, кукловоды: свободные люди летят по ваши души!

Перевел с английского Александр КОРЖЕНЕВСКИЙ

Бремя свободы

Александр АСМОЛОВ, вице-президент Общества психологов СССР

В романе Роберта Хайнлайна «Кукловоды» человек под воздействием чужой воли превращается в роботе, причем даже не робота Айзека Азимова, в которого, по крайней мере, были вмонтированы законы роботехники, а в самую страшную разновидность машины — неинтеллектуального социального робота, лишенного памяти. Но расчлененная личность, айтматовский манкурт — объект, к сожалению, далеко не фантастический. Проблему обезличивания человека, затронутую в предыдущем номере журнала публицистом Виктором Белицким, рассматривает психолог.

Как в истории культуры возникает личность? Все начинается, когда мы задаем себе этот вопрос, которым болели долгие годы, пока психология была наукой уха-горла-носа; человек был как бы разделен, расчленен на отдельные функции (восприятие, память и т. д.). Вспоминаются слова Гете: «Во всем подслушать связь стремясь, хотят явленья обездушить, забыв, что если в них нарушить одушевляющую связь, то больше нечего и слушать»… Вопрос этот называли то телеологическим, то теологическим, но в любом случае предполагалось, что есть провидение, которое нами управляет. Провидение есть, и возникает идея о том, что каждый из нас — одна из возможностей эволюционного процесса истории, каждый рождается, если угодно, для ответа на вопрос: «ЕСЛИ?». Если сбывается его судьба, если он вносит вклад в развитие истории, все может пойти не по противоположному, другому, но по иному пути. Не «контркультура», но иная культура.