Ермак Тимофеевич

И холодный пот выступал на лбу Ермака, человека, как известно, далеко не из трусливых. Беседа поэтому откладывалась.

Семен Иоаникиевич пребывал в счастливом неведении относительно причин хвори любимой племянницы и чудодейственных средств знахаря, Ермака Тимофеевича.

Из этого неведения вывел его Максим Яковлевич.

В одно прекрасное утро оба племянника, по обыкновению, явились в горницу дяди пожелать ему доброго утра. Никита Григорьевич вскоре ушел посмотреть на лошадей, до которых был страстный охотник, а Максим Яковлевич остался с Семеном Иоаникиевичем, разговорившись с ним о необходимости сменить одного из дозорных.

Старик Строганов не любил переменять людей. Он и в данном случае стоял на стороне старого служащего.

– Изворовался он, дядя, сам знаешь, – говорил Максим Яковлевич.

– Есть тот грех, таить нечего, – согласился Семен Иоаникиевич.

– Вот видишь. И не унимается. А по-моему, сыт – ну и будет…

– Вот оно что значит молодо-зелено, – заметил старик. – А того вы не рассудите, что сытый человек меньше съест, нежели голодный…

– Это к чему же?..

– Да уж к тому… Правильно я говорю?

– Конечно, меньше.

– То-то и оно. Приставь нового, тот воровать будет, да еще больше, так как ему больше и нужно, да и завидки будут брать на прежнего…

– Да уж, дядя, по-моему, пусть лучше другой покормится, чем все один…

– Да коли он хозяину пользу дает, пусть кормится. Нам-то что… Его старанье, за него и награду он себе берет…

– Это вор-то?..

– Уж и вор… Просто себя не забывает, охулки на руку не кладет около хозяйского добра… Да где их взять таких-то, которые бы его соблюдали? Таких, Максимушка, нет, и, по-моему, задать ему нагоняй как следствуст, пугнуть хорошенько, он на время и приостановится…

– На время? – усмехнувшись, переспросил Максим Яковлевич.

– Вестимо, на время. Я его уж пугал, ничего не действует. На полгода действует…

– Ну, как знаешь, дядя, а по-моему, сменить бы надобно, и Гриша со мною согласен.

– Сменить недолго, только что из этого выйдет?.. У этого-то дело налажено, а другой еще с год налаживать будет, убыток-то еще больше станет. Поверь мне, старику…

– Хорошо, хорошо…

– И Никиты разговоры отведи от мысли этой. Он согласится. Ведь это ты коновод-то?..

– Уж и я… – самодовольно сказал Максим Яковлевич.

– Известно, горячка… Был ты сегодня у Аксиньи? – переменил разговор Семен Аникиевич.

– Был.

– Ну что?

– Да ничего. Кажись, здорова. Румянец на щеках играет.

– Да, да! Каков Ермак-то Тимофеевич! Можно ли было думать, что он таким знахарем окажется? Девушка лежмя лежала, голову от изголовья поднять не могла, а он в день на ноги поставил… Недужилось страсть как.

– Да так ли это, дядя? – лукаво улыбнулся Максим Яковлевич.

– А то как же?

– Да так! Хотел бы я поглядеть, как бы он другую от хвори вызволил. Взять хоть бы Антиповну, – со смехом сказал молодой Строганов.

– Антиповна здорова… Зачем ей?

– Я к примеру только.

– Что-то невдомек мне речи-то твои? – вопросительно уставился на племянника Семен Иоаникиевич.

– Речи простые… Слюбились они…

– Что ты! – крикнул и вскочил с лавки Семен Иоаникиевич. – Кто слюбился?

– Сестра с Ермаком…

– Окстись, Максим! В уме ли ты?

– При своем разуме, – улыбнулся Максим Яковлевич. – С того на нее и хворь напала, с того она и выздоровела теперь… Томилась прежде, мельком виделась, а ныне каждый день… Вот она и поправилась.

– Да как он смеет? – воскликнул старик. – Да и я уши развесил, болтаешь ты несуразное…

– Помяни мое слово: придут к тебе в ноги кланяться…

– Да я его… ее!.. – задыхаясь, произнес Семен Иоаникиевич.

– А что ты ему и ей сделаешь? Да в чем виноваты они? Не в полюбовницы он ее взял себе…

– Сказал тоже…

– А сердцу не запретишь любить.

– Да ведь он клейменый! – крикнул старик.

– Уж и клейменый! И скор же ты, дядя. В человеке сейчас души не чаял, видел я сам, как ты с ним обнимаешься да целуешься, а теперь уже клейменый…

– Но я не знал, – перебил племянника Семен Иоаникиевич.

– Чего не знал-то?.. Ведь Аксюту он вылечил, на ноги поставил, страшно смотреть было, какая была! Краше, как говорится, в гроб кладут, а теперь опять цвести и добреть начала…

– Это-то правильно…

– Так не все ли равно, травой он ее наговорной от хвори исцелил али словом да взглядом ласковым…

– Да дальше-то что, дальше?.. – спросил в волнении старик Строганов.

– Мекаю, дальше придется веселым пирком да и за свадебку…

– Нет, милый, ты, я вижу, ума решился… Родную сестру за разбойника норовишь выдать – ведь на него петля в Москве готова. Ты знаешь это?

– Знаю, из Москвы вон в Перми бегают, на многих петли готовы и многих ими захлестывают, и не простых людей, а бояр и князей. Чего же ты Ермака петлей упрекаешь?

– Нет, не бывать тому! – воскликнул Семен Иоаникиевич и начал ходить в волнении по своей горнице.

– Твоя воля, ты ей вместо отца, – спокойно заметил Максим Яковлевич. – Но только за что губить девушку?

– Как губить? – остановился старик.

– Да так… Разлучишь ее с Ермаком, она опять изведется вся, дело видимое…

– Ну, это еще бабушка надвое сказала… У нее есть жених нареченный почище Ермака.

– Это ты об Обноскове?