Было темно, по небу бродили тучи, гонимые ночным ветерком. Вдруг луна выплыла из-за туч и осветила лощину, место недавнего боя, с лежавшими на ней там и сям трупами.
Лощина с пригорка, на котором расположился бивак казаков, была видна как на ладони.
– Гляньте-ка, братцы! – вдруг сказал один из казаков. – Кажись, мертвый встал.
И он указал рукой на лощину. Сидевшие у костра повернулись по направлению его руки.
Между лежавшими там и сям телами бродила какая-то высокая, освещенная лунным светом фигура. Она подходила к мертвецам, наклонялась над ними, как бы рассматривая их, и шла далее.
– Что за притча!
– Кажись, всех пришибли…
– Да это, братцы, баба!
– Надо доложить атаману, – сказал казак, заметивший живого человека на этом стане смерти, и пошел к костру, у которого сидел Ермак Тимофеевич с его более старыми по времени нахождения в шайке товарищами. Старшинство у них чтилось свято.
– Атаман, а атаман! – окликнул казак Ермака Тимофеевича, занятого беседою.
– Чего тебе?
– Глянь в лощину, атаман. Кто там слоняется?..
– Кому слоняться? Кажись, всех уничтожили, – заметил Ермак, однако взглянул. – И верно: живой человек шатается, – добавил он.
– Не человек это, кажись, атаман…
– А кто же там?
– Баба.
– Баба?.. – спросил Ермак и, вглядевшись внимательно в движущуюся фигуру, сказал: – И верно, баба.
– Так как укажешь, атаман?
– Тащи сюда. Коли баба, не тронь, живьем достань, неча рук марать казацких о бабу…
– Слушаю, атаман…
Казак быстро сбежал в лощину и подошел к таинственной фигуре. Та, видимо, заметила его, но не сделала движения к бегству. Она даже остановилась. Казак стал что-то говорить ей. Ермаку Тимофеевичу и казакам было видно все, но не было ничего слышно.
– С кем он там лясы точит? – нетерпеливо сказал Ермак.
– Глянь, атаман! Он направился с ней осматривать остальных мертвецов.
– И то верно…
Действительно, казак шел уже рядом с фигурой и вместе с ней наклонялся над мертвыми, некоторых он даже клал на спину.
– Что за чертовщина такая!
– Что он там делает?
– Кумился он, что ли, с ней?
– Может, красотка, так влюбился…
В этом смысле высказывались казаки.
– Чего он там с ней лодырничает? – вышел из себя Ермак и свистнул.
Молодцеватый свист гулким эхом отозвался в лощине. Казак расслышал вызов. Он – видно было по жестам – стал торопить фигуру. К тому же она закончила осмотр мертвецов: вот наклонилась над последним и направилась к горке.
– Дружно идут…
– Словно жених с невестой…
– Али муж с женой…
– Увидим, какая такая краля!
Этими насмешливыми замечаниями встретили казака и фигуру. Вот они вошли на горку. Свет от костров осветил спутницу казака. Это оказалась высокая, худая женщина с черными, с сильною сединой волосами, космами выбивавшимися из-под головной повязки, и смуглым, коричневым лицом. Она была одета в бывшую когда-то синего цвета холщовую рубаху с длинными рукавами, без пояса; ноги были обуты в оленьи самодельные башмаки мехом вверх. На ней накинута была потертая от времени шкура горной козы. Сколько ей лет, сказать было трудно. Может быть, сорок, а может быть, и все шестьдесят.
– Убил бобра…
– На ловца и зверь…
– Вот так краля!
Этими возгласами встретили казаки приведенную из лощины женщину. Казак направился к костру, у которого сидел Ермак.
– Чего ты там с ней якшался? – пробурчал тот.
– Больно слезно умоляла меня искать…
– Кого искать?
– Мужа ее.
– Мужа? А как ты с ней гуторил-то?
– Да она, атаман, говорит нашим языком.
– Вот как!
Ермак бросил сверкающий взгляд на женщину, стоявшую рядом с казаком.
– Ты кто такая?
– Известно кто… Человек.
– Баба?
– Баба.
– Как здесь оказалась?
– За мужем шла.
– А кто твой муж?
– Махмет.
– Нехристь.
Женщина не отвечала – она, видимо, не знала этого слова.
– Ты-то как оказалась у кочевников?
– Я полонянка, с отцом была взята на тринадцатом году, много лет уж живу тут…
– Где тут?
– А за Каменным поясом.
– И отец жив?
– Нет, умер.
– А муж убит?
– Видно, нет на него пропасти. Оглядели мы мертвых – нет меж ними.
– А разве ты бы хотела его смерти? – сказал Ермак.
– Да пропади он пропадом, татарская образина!
– Силою, значит, взял он тебя в жены?
– Известно, силой…
– Не хочешь к нему назад?
– На кой он мне ляд!
– А нам-то что с тобой делать?
– Да зарежьте – один конец.
Эта фраза была сказана с такой безнадежной грустью, что даже черствые сердцем казаки, окружившие костер атамана, у которого стояла женщина, как-то разом охнули.
– Зачем зарезать?.. Место и у нас в селе тебе найдется. Будешь у нас на должности, – сказал Ермак и еще раз окинул взглядом женщину.
Что-то знакомое казалось ему в чертах ее смуглого, коричневого лица и особенно в выражении ее черных глаз. «Где я видел ее или схожую с ней?» – возник в уме его вопрос да так и засел гвоздем в голове. Он указал казакам накормить бабу, коли есть ей охота.
Казаки окружили женщину. Она спокойно и доверчиво смотрела на них и молча ушла к соседнему костру. Там казаки усадили ее, дали краюху хлеба, густо осыпанного солью. Женщина с жадностью стала есть. Видимо, она была очень голодна.
Когда она утолила свой голод, казаки стали допытываться у ней.
– Как тебя зовут?
– Пима.
– Как?
– Пима.