Ермак Тимофеевич

Вот Ермак – теперь было ясно, что это он, – подъехал к своей избе и, спрыгнув с коня, исчез в ней. Лошадь побежала по поселку одна.

– А вот что я задумала! – быстро сказала Домаша, и не успела Ксения Яковлевна оглянуться, как та быстро выскочила из горницы.

Мы знаем, что через какие-то четверть часа она уже была в избе Ермака Тимофеевича.

XVII Нежданная гостья

– Кажись, это ты, девушка? – как-то растерянно произнес Ермак.

– А ты ослеп, што ли, Ермак Тимофеевич! – задорно усмехнулась Домаша.

– Ослеп, говоришь… – с недоумением повторил Ермак.

– Вестимо, ослеп, коли людей не узнаешь. «Кажись, это ты, девушка?» – передразнила его она.

– Узнал я, как не узнать? Знаю, что Домашей звать. Только чудно мне все это…

– Что чудно-то?

– Да вот, что ты ко мне пожаловала, да в самый раз…

– Как – в раз? – воззрилась на него девушка.

– Да так, в раз, значит. Сам я тебя сейчас в мыслях держал…

– С чего бы это?

– Да с Яковом мы о тебе говорили…

– С Яковом? Когда?..

– Да часа с два, с три тому назад.

– Ах, окаянный, все наврал мне! – воскликнула Домаша.

– Он? Наврал?

– Вестимо, наврал, я его к тебе посылала по делу одному, а он мне невесть чего наговорил…

– Что же он сказал?

– Да сказал, что тебя в поселке нет и куда ты отлучился, никому не ведомо, а выходит, он с тобой беседовал.

– Он тебе правду сказал, девушка, – заметил Ермак.

– Как правду?

– Да так, в поселке меня, когда он искал, действительно не было, но встретились мы с ним на дороге… Да что же ты стоишь, девушка? Садись, гостья будешь.

– И то сяду, устала я, из хором что есть силы бежала. Увидали мы тебя с Ксенией Яковлевной в окошко, как ты в избу пошел, я сейчас же из светлицы во двор, а со двора сюда.

– Сама прибежала али послана? – спросил Ермак Тимофеевич, причем голос его дрогнул.

– Зачем послана? Сама припожаловала… Аль тебе это не любо? Кажись, я не из тех, кем молодцы бы брезгали.

– Несуразное что-то ты говоришь, девушка! – строго произнес Ермак.

– Да ты, видно, постник, – усмехнулась Домаша.

– Оставь это, девушка.

– Да ну тебя: смеюсь я, а ты и впрямь… Если с Яковом ты гуторил, может, он тебе поведал кое-что?..

– Поведал, девушка, поведал, для того я и повидать-то тебя хотел, а ты на помине легка и шасть в дверь… – радостно заговорил Ермак.

– Значит, ты знаешь беду нашу?

– Какую беду? – не понял Ермак, тоже присевший на лавку рядом с девушкой.

– Как же не беда, коли нашей молодой хозяюшке не по себе, все недужится… Извелась она вся, исстрадалась, а все по тебе, добрый молодец… Уж коли сказал тебе Яшка, так мне таить нечего…

Ермак Тимофеевич схватился за голову.

– А уж как мне тошно, девушка! – почти простонал он.

– Тебе-то с чего?

– Люблю я ее ведь больше жизни. Так люблю, девушка, что и рассказать не могу… Опостылела мне и потеха ратная, оттого я остался в поселке сиднем сидеть, когда товарищи ушли с ворогом биться, да и сама жизнь без нее опостылела.

– Вот они дела-то какие деются… – развела руками Домаша. – А Семен Аникич послал еще тут к жениху грамотку…

– Не получить жениху этой грамотки! – вспыхнул Ермак.

– Как не получить? Ведь Яшка с ней в Москву гонцом поехал…

– Ведомо мне это, девушка, только едет он туда теперь без грамотки…

– Как так?

– Да так, отдал он мне ее, эту грамотку…

– Отдал? – испуганно переспросила Домаша.

– Да, отдал, неволею отдал, а не то бы прирезал я его в овраге…

И Ермак Тимофеевич подробно передал Домаше все уже известное нашим читателям о встрече с Яковом в овраге.

– Куда же он теперь, шалый, помчится без грамотки? – спросила Домаша.

– А поехал куда глаза глядят. Пусть прогуляется, небось долго не задержится, вернется и скажет, что ограбили его лихие люди… Казна у него останется, вам же пригодится, а боярин Обносков хорош будет и без грамотки…

– Ахти, дела какие вы с Яковом затеяли… Страсть! Как же теперь? Сказать мне про то Ксении Яковлевне?

– Конечно, скажи. Ей, чай, тоже не была бы по сердцу посылка этой грамотки…

– Куда там по сердцу… Скажешь тоже…

– Вот видишь… Так поведай ей, что изорвал я грамотку в клочья и в овраге в землю втоптал… Не даст-де Ермак ее, кралечку, никому, дороже она ему жизни самой… Вот что!

– Это-то я ей поведаю, только что далее-то будет, неведомо…

– Неведомо, девушка, неведомо! – согласился Ермак Тимофеевич, поникнув головой.

– То-то и оно-то…

– Повидаться мне с ней надо бы, – робко сказал Ермак.

– Ну, это, кажись, Ермак Тимофеевич, несбыточно. Антиповна зорко глядит.

– Я, кажись, вздумал кое-что, – заметил Ермак Тимофеевич.

– Надумал?.. Что?

– И даже уж закинул словечко Семену Аникичу…

И Ермак Тимофеевич рассказал Домаше о своем разговоре со стариком Строгановым относительно помощи, которую он мог бы оказать Ксении Яковлевне своим знанием целебных трав.

– А ты и впрямь знахарь?

– Выучила меня одна старуха! – уклончиво отвечал Ермак.

– Тогда, молодец, пожалуй, можно будет дело и оборудовать. Надо сказать Ксении Яковлевне, чтобы она уж совсем хворой прикинулась. Семен Аникич, в крайности, и пошлет за тобой.

– Это ты умно надумала.

– А ты что же думал, Ермак Тимофеевич, что у девки голова на плечах зря болтается?

– У многих и зря, – улыбнулся Ермак.