Ермак Тимофеевич

Болтавшие было за работой сенные девушки примолкли. Речи их, видно, были такие, что не по нраву могли прийтись строгой Лукерье Антиповне. В рукодельной наступила тишина. Слышен был лишь шелест шелка, пропускаемого сквозь ткань.

В соседней с рукодельной горнице тоже было тихо. Стоявшие у окна Ксения Яковлевна и Домаша говорили пониженным шепотом.

– Здесь он, Домашенька, здесь, – говорила Ксения Яковлевна.

– Ермак?

– Тсс… Да… Поглядела бы на него хоть глазком.

– Не проберешься. Крестная в рукодельной. Как пройти?..

– Да, да… И братцы к себе не зовут, – грустно прошептала Ксения Яковлевна.

– Может, и сами с ним на беседе… Слышно, опять стали пошаливать кочевники…

– Ну?

– Да! Слыхать…

– А ты почем знаешь, Домаша?

– Яков говорил, – покраснела девушка, стараясь особенно резко и грубо произнести это имя.

– Счастливая! – промолвила со вздохом Ксения Яковлевна.

– Чем это?

– Ты можешь с ним видеться, поговорить, душу отвести…

– Вот тоже невидаль! Сам сторожит меня всюду, а мне мало горюшка…

– Но ведь ты любишь его?..

– Ничего, парень ласковый.

– А щемит у тебя сердце, инда больнешенько?..

– Николи не щемит… Чтобы из-за их-то брата да сердце щемило девичье, рылом не вышли, пускай у них щемит…

– Не любишь ты, значит, Домашенька…

– Уж я не знаю, как и сказать тебе, Ксения Яковлевна. Пригож он, слов нету, весел нравом, ульстить норовит словом да подарком. Дня два-три не повидаешь его – соскучишься. Но чтобы томиться из-за него? Шалишь, себе дороже… Пусть сам томится… Вот как, по-моему…

– Замуж-то хочет брать? – спросила Ксения Яковлевна.

– Болтает… Поклонюсь-де Семену Иоаникиевичу.

– За чем же дело стало?

– Все собирается, – усмехнулась Домаша, но в этой усмешке было и немного горечи.

– А мне и думать нечего, – глубоко вздохнула Ксения Яковлевна.

– О чем это?

– Замуж идти…

– За Ермака-то?

– За кого же больше?

– Окстись, Ксения Яковлевна, за разбойника!..

– Какой же он разбойник? Вот и дядя говорит, что быть ему по уму бы воеводою…

– Души-то ведь губил все же… – вздохнула Домаша.

– Что же, что губил… Чай с голоду… Живет здесь тихо, мирно, душ не губит, разве вот мою только…

– Что ты, что ты! – испуганно перебила девушка. – Ты душу-то свою соблюди…

– Как тут соблюдешь, коли мил он мне больше души. Только и мысль, что о нем об одном от зорюшки до зорюшки… Гляжу вот на избу его, только тем и утешаюся.

И Ксения Яковлевна жестом руки указала Домаше высокую избу на новой стройке с петухом на коньке. Девушка поглядела на свою хозяйку-подругу и сама испугалась замеченного ею выражения боли.

– Что же ты, Ксения Яковлевна, убиваешься? Может, все и обладится…

– Где обладится! – с отчаянием в голосе сказала Строганова.

Обе девушки замолчали.

– А он-то что? – после довольно продолжительной паузы спросила Домаша.

– Что он, я не ведаю, – ответила Ксения Яковлевна.

– Николи с ним не гуторила?

– Николи…

– А видалась?

– Встречалась ненароком, кланялась…

– Как он кланялся-то?

– Приветливо да ласково.

– Ну знать, зазнобила ты и ему сердце…

– А ты почем знаешь?

– Да как же иначе-то! Красавица ты у нас писаная, другой не найдешь, вишь, и на Москве, бают… А ихний брат, мужчина, до красоты девичьей как падок… Не чета Ермаку, из Москвы боярин приезжал, и то ошалел, тебя увидавши. Видела я надысь, что с ним, сердечным, поделалось, как исцеловала ты его при встрече…

– Не вспоминай мне о нем, Домаша.

– С чего так?.. Парень тоже красивый.

– Нашла красивого. Вот Ермак…

Ксения Яковлевна не докончила, сама испугалась довольно громко произнесенного имени.

– Что же Ермак-то? Чернявый, только глаза одни и горят полымем, не глаза бы, как есть мой Яшка, – заметила Домаша.

– Твой Яшка тоже парень красивый…

– Куда ему! Бросовый он парень, вот что… – с напускным равнодушием сказала Домаша. – Когда это он так полюбился тебе? – спросила она Ксению Яковлевну.

– Да, кажись, с того времени, как – помнишь? – пришли они сюда, как еще у окна мы стояли, он взглянул да и поклонился.

– Помню, помню… Только я не заметила ничего, потом и ты мне не говорила.

– Я и сама не знала до недавнего времени. Мерещился он мне как будто и наяву, и во сне… Потом несколько раз я с ним повстречалась… Еще пуще стало, а вот тут уже недели с две щемит мое сердце, от окна не могу отойти, все гляжу: не увижу ли его?.. Просто вся измаялась…

– Надо прознать, что он-то… Узнаешь, коли любит он, – легче будет, а нет – наплевать на него надо…

– Легко вымолвить… – задумчиво сказала Ксения Яковлевна. – А как прознать-то?..

– Ты только согласись, а я проведаю.

– Проведаешь! – почти радостно воскликнула Ксения Яковлевна. – Как же?

– А стороной, через Яшку… Он с ним дружит, балалайкой его подчас тешит тоже…

– Соромно, девушка.

– Что за соромно! Стороной проведаю, с опаскою. Так я закажу Яшке, как бы от себя… Он и оборудует, парень аховый… – Ксения Яковлевна молчала. – Что же, проведывать?

– Проведай… – чуть слышно ответила Ксения Яковлевна.

– Сегодня же я это оборудую. А ты, Ксения Яковлевна, брось куксить до поры до времени…

Строганова через силу улыбнулась.

XI Ермак – знахарь